Ксения Перова - Единственный последователь

Собственно, такой чистой его рука была, наверное, разве что при рождении. Питер постоянно возился либо в огороде, либо в мастерской со своими изобретениями, и въевшуюся черноту никакое мыло не брало.

– Ух ты, здорово! – Питер уже без всякого принуждения сунул в щель вторую руку, полюбовался результатом и спросил: – Как это работает?

Он задал вопрос машинально, как делал всегда, сталкиваясь с чем-то непонятным, и даже не ждал, что ему ответят.

– Частицы расщепляются с помощью лучей определенного спектра и звука высокой частоты… – Полуликий покосился на Питера – тот смотрел на него округлившимися глазами – и поправился, – кожу очищают свет и звук.

– Невероятно! – поразился Питер. – И воду таскать не надо!

Полуликий лишь дернул плечами и вышел. Вернувшись в центральный зал, он уселся на прежнее место и снова взял прозрачную пластину. На ней, как и на стене, сменялись какие-то картинки, но чтобы их разглядеть, пришлось бы низко склониться над плечом Полуликого, и что-то удерживало Питера от подобной фамильярности.

Он размял затекшие запястья, несколько раз прошелся по залу взад-вперед, наслаждаясь свободой. Стена стала темно-серой, а лес и долина гейзеров прорисовывались на ней темно-фиолетовыми и лиловыми полосами.

Питер приблизился к ней вплотную, пытаясь понять, как же работают эти удивительные живые картины, – и тут Полуликий снова заговорил:

– Ничего не трогай, или я опять тебя свяжу.

– Я не трогал! – возмутился Питер. – Просто интересно, как это сделано.

– Тебе это знать ни к чему, – холодно возразил Полуликий, продолжая изучать пластину.

Питер внезапно почувствовал злость, и восхищение загадочным, прекрасным существом, спасшим ему жизнь, на миг отодвинулось на второй план.

– Вот как? Это потому что я дикарь? – язвительно осведомился он, глядя на Полуликого в упор.

Тот покосился на Питера, по-прежнему упрямо не поворачивая лица, и в синем взгляде промелькнуло что-то похожее на смущение.

– Можешь не извиняться, я знаю, что ты думаешь. И Инза тоже, – Питер чувствовал, что говорит лишнее, но остановиться не мог, – и вы правы – у нас там, за Барьером, нет разноцветных стен, блестящих летающих штук и сортиров, пахнущих одуванчиками…

«Какими одуванчиками? Что я несу?!»

– … но знаешь, что у нас точно есть? Взаимовыручка. Мы все держимся друг за друга, никто и никогда не бросил бы человека из-за такой ерунды, как наружность. В нашей деревне есть парень, страшный, как Прислужник Темного, он вообще почти ничего не понимает и не разговаривает, так все ему помогают, стараются к делу приставить. Да окажись ты у нас…

Тут Питер оборвал себя, осознав, что теперь уж точно зашел слишком далеко.

Полуликий слушал эту пламенную речь, не проронив ни слова, только все сильнее отворачивался, и теперь Питер видел лишь его затылок с аккуратным пучком золотистых волос и горящие уши.

Пучок, кстати, был толщиной с запястье, по контрасту с ним стройная шея Полуликого казалась еще изящнее. Золотая прядь стекала по ней на прямые плечи и устремлялась дальше, на спину, словно светлый ручей.

Тут Питеру стало совестно. Он вдруг осознал, что ведет себя не лучше того лысого здоровяка, который вломился сюда и унизил Полуликого, и поспешно произнес:

– Слушай, извини. Я ничего такого не хотел, просто…

Ситуация стремительно шла вразнос, и одному Всемогущему известно, чем закончилась бы, но тут раздался негромкий, мелодичный звук.

Полуликий вскочил, словно его обожгло, и неожиданно с силой толкнул Питера ладонью в грудь. Тот даже не успел отреагировать – полетел спиной вперед и приземлился в «объятия» мягкого шара. Полуликий щелкнул пальцами, шар метнулся к открывшейся в стене нише и скользнул в нее, утащив с собой Питера. Тот едва успел пригнуть голову, дверца встала на место и наступила кромешная тьма.

Тут он вспомнил о «камере для кресел», упоминавшейся в беседе совсем недавно, и понял, где оказался.

«Интересный способ уйти от неприятной темы», – подумал он с досадой. Камера была так мала, что Питер даже не мог встать, приходилось сидеть, погрузившись в шар, и держать голову пониже.

Внезапно до него донесся голос Полуликого, и сразу стало ясно, что тот думал вовсе не о том, как бы прервать неловкий разговор:

– Сто пятьдесят третий приветствует Главную.

– С нами связался сто пятьдесят второй, – голос казался безликим и неживым, не поймешь даже, мужчина говорит или женщина, – в вашем секторе зафиксирован сильный всплеск, как будто кто-то преодолел Барьер.