Анастасия Столярова - Молчание Вселенной

Я неопределенно киваю ей головой, но на последний вопрос так ответить нельзя, она переспрашивает и вопросительно смотрит на меня. Я не хочу ей ничего рассказывать про себя, но когда пауза становится слишком затянувшейся, я все же говорю:

– У меня есть мама и папа. И брат. Он старше меня на год…

Вика перебивает меня, она уже достаточно пьяна, во всех ее движениях сквозит нетвердость и у нее совсем мутный взгляд:

– Я всегда мечтала о брате, – шумно восклицает она, – он бы со мной играл, защищал бы от всяких мутных хмырей. А я бы донашивала его кеды и футболки. Получается, вы погодки. Он симпатичный? Похож на тебя? Покажи мне его фотографию…

Я качаю головой, у меня в телефоне нет ни одной Костиной фотографии, давнюю, где ему пятнадцать, и он улыбается своей теплой улыбкой я давно удалила, смотреть на него мне слишком больно. Наверно, сейчас он совсем другой, повзрослевший и возмужавший. Подростковый пушок на его щеках превратился в жесткую щетину, вьющиеся и торчащие вихры огрубели и стали прямыми. Мне кажется, что его русые, летом почти добела выгоравшие на солнце волосы потемнели. В его серо-зеленых глазах цвета скошенной травы я увижу не угловатого подростка, но мужчину. Все это я увижу, когда мы вновь с ним встретимся.

– У тебя нет его фоток? Вы не общаетесь? – восклицает Вика и икает от удивления.

Я просто не знаю, что ей ответить, о Косте мне сложно говорить, мне больно о нем вспоминать. С родителями мы никогда о нем не говорим, это наше молчаливое табу, лишь иногда я заглядываю в его комнату и понимаю, что он все еще не вернулся.

– У меня много фоток Антона, – наконец говорю я и улыбаюсь. Как хорошо, что у меня есть Антон, когда я вспоминаю Антона, мне всегда становится легче. Я передаю Вике телефон, она листает его фотографии, многие фотки я сохраняю с его страниц из социальных сетей, что-то он скидывает мне сам. В моем телефоне целая коллекция его фотографий, Вика довольно улыбается, разглядывая их.

– Он очень красивый, – говорит она и возвращает мне телефон, – но, наверное, у него полно девчонок. Мать говорила не связываться с красивыми, а то потом наплачешься....

Потом она начинает что-то рассказывать мне о своих парнях, она уже достаточно пьяна, я слушаю ее вполуха и продолжаю рассматривать фотографии. Я не видела Антона уже неделю и понимаю, что ужасно, просто ужасно соскучилась. Сама мысль о том, чтобы никуда не ехать сейчас кажется мне дикой, как я смогу прожить без него всю оставшуюся жизнь, когда даже неделя для меня почти смертельна.

Мы еще долго сидим, потом я буквально силой тащу пьяную Вику домой, определенно, с ее дурной наследственностью ей следует быть осторожнее с алкоголем. Но я ничего не говорю ей, Антон часто мне говорил, что люди не ценят бесплатные советы, а платить она мне явно не станет. Уже уложив пьяную Вику на кровать я все же спрашиваю:

– Твоя мать умерла здесь, в этой квартире?

Она лепечет в ответ:

– Нет, она замерзла пьяной на остановке, только не говори никому, поняла? Май был холодный…– совсем бессвязно лепечет она. Я киваю и тихо закрываю дверь в ее комнату, определенно, это первая хорошая новость за сегодня. Наверное, жизнь начинает налаживаться.

На следующее утро Вика к моему удивлению бодра и полна сил, она бурно собирается на работу, она работает продавцом в ближайшем супермаркете. Пока я пью кофе, мы договариваемся с ней, что она будет покупать продукты со скидкой и готовить для меня за небольшую доплату. Я с сомнением соглашаюсь, хотя приготовленный ей завтрак весьма неплох.

– Я хорошо готовлю, я начала готовить, когда мне было лет восемь, матери было не до этого, тебе нравится, правда, нравится? – в сотый раз спрашивает она.

Я мысленно благодарю бога за то, что она работает с утра до позднего вечера, и пересекаться мы с ней будем редко. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

Наконец, она уходит, я расчесываю волосы, заплетаю их в хвост, натягиваю привычные джинсы и выхожу из дома. Я никогда не ношу юбок и платьев, моя обычная одежда – это джинсы и толстовки, а летом футболки. У меня такой мальчиковый стиль, потому что в детстве я всегда донашивала за Костей его вещи. Я носила его одежду не потому, что наши родители были бедны, вовсе нет, мне просто нравилось носить вещи, пахнущие его запахом, как еще одно доказательство его любви ко мне. У Антона, наверное, в десять раз больше всевозможных нарядов, все его одежда фирменная и дорогая, мне нравится рассматривать его строгие пиджаки, модные рубашки, яркие свитера. Университет находится в сорока минутах ходьбы, я медленно иду мимо бетонных коробок домов, хаотично наставленных между дорогами. Здесь, в переулках, все совсем как у нас – уныло и серо, о том, что я нахожусь в столице мне напоминают возвышающиеся над пятиэтажными домами огромные небоскребы из стекла и бетона. И здесь намного больше машин. Нескончаемый их поток денно и нощно бежит по асфальтовым артериям дорог, наполняя город бесконечным движением. Чем ближе я подхожу, тем больше замедляется мой шаг, сердце колотится как бешеное, от страха шумит в ушах. Я не знаю, что мне сейчас скажет Антон, вполне возможно, что он презрительно заломит бровь, язвительно прокомментировав мой приезд. Я знаю, что он может быть очень жестоким, когда захочет. Возможно, он не станет больше со мной общаться, потребует, чтобы я немедленно уехала и, наконец, навсегда оставила его в покое. Я знаю, что безнадежно влюбленный человек всегда выглядит невероятно скучно и жалко. Я понимаю, если он прогонит меня сейчас, я просто умру. Когда я подхожу к университету, на широких мраморных ступенях почти никого нет, пара уже началась.