Сергей Гурджиянц - Все грани осени

– Что пану заказать? Что пану хочется? – тормошил его за руку водитель. За его спиной возвышался с блокнотом наготове высокий медлительный блондин. Он переводил с пана Йожика на Андрея Юрьевича и обратно свои ледяные васильковые глаза.

– Что пану хочется?

Что ему хочется? Заказать мыло и веревку? Или оказаться в Питере?

– Можно кофе?

– Да, можно. И пончики с сахарной пудрой. М-м, рекомендую!

Он по-чешски сделал заказ. Официант записал и исчез. Вернулся с подносом, выгрузил на стол две белые тарелочки с аппетитными маленькими пончиками, чашки.

– Привiт от незалэжной Украйни! – сказал он раздельно и плюнул в кофе Андрея Юрьевича.

У них от удивления отпала челюсть. Они сидели парализованные и смотрели, как он удаляется от них, спокойно и с достоинством.

– Этого нельзя так оставлять! Мы пойдем в полиция! Здесь Европа! Этого нельзя здесь позволять! – запоздало взорвался пан Йожик, отталкивая от себя тарелку с пончиками.

Андрей Юрьевич криво усмехнулся. Легкая дымка европейской толерантности с самого начала с большим трудом прикрывала то, что сам пан Йожик думал о них в связи с возвращением Крыма и Донбассом, хотя, работая на русских, ему приходилось делать приятное лицо, но тут он совершенно вышел из себя. Вопиющая несправедливость по отношению к Андрею Юрьевичу потрясла его до кончиков пальцев. Он вскочил.

– Хулиган! Идем в полиция!

– Сядь! Никуда мы не пойдем.

– Но это невозможно так оставить!

– Забудь.

Пан Йожик сел, чуть не плача, и во все глаза уставился на Андрея Юрьевича. На его серое суровое лицо.

– Мне что! А вам!

– И мне. Думаешь, мало приходилось утираться? Дуракам закон не писан. С каждым не навоюешься.

Полное круглое лицо с подвижным носом, похожее на мордочку ежа, пошло красными пятнами. Пан Йожик даже вспотел. На глаза навернулись слезы, которые он не мог толком объяснить. Просто стало вдруг невыносимо стыдно смотреть этому русскому в глаза. Хорошо, что зазвонил телефон.

– Нам пора. Яна Львовна.

Они встали. Чех с отвращением бросил деньги на стол.

– Вы не будете ваши пончики? А если я возьму? Еще неизвестно, когда обед.

Андрей Юрьевич кивнул и брезгливо отвернулся. Уже в машине расстроенный пан Йожик, большой любитель баек, сканвордов и исторических анекдотов, к которым располагал его сидячий образ жизни за рулем и долгие часы ожидания клиентов, вспомнил вдруг старый анекдот про русского царя. Подвыпивший солдат плевал в корчме в висящий на стене портрет государя-императора, оскорблял его словесно. Его арестовали, завели дело. Узнав об этом, царь приказал дело прекратить, буяна отпустить, но передать ему, что он, царь, тоже на него плюет. Может это и есть философская составляющая русского менталитета, думал пан Йожик, плевать на тех, кто плюет на них? А может это философская составляющая самого Андрея Юрьевича? Он так задумался, что пропустил нужный поворот, после чего, разозлившись, совсем выбросил этот случай из своей головы.

В половине двенадцатого они с Ленардом на двух машинах прибыли на место встречи. Это было небольшое двухэтажное здание в тихом городке севернее Праги, требующее капитального ремонта и полностью занятое предприятием по кустарному производству деревянных игрушек-марионеток. Насколько понял Андрей Юрьевич, здесь и трудился его сын. Они вышли. Во дворе стояла старая темно-красная Шкода Микробус. Слава Богу, никто не настаивал, чтобы они сменили туфли на тапочки. Расставили аппаратуру в помещении, выделенном под съемку и похожем на мастерскую папы Карло, в которой он строгал своего Буратино. Вкусно пахло смолой, клеем, свежей стружкой. Там и сям лежали чурки. На стенах были развешены сделанные яркой гуашью эскизы, многочисленные образцы кукол и кукольной одежды. На предприятии соблюдался странный режим абсолютного молчания. Два или три работника, которых видел Андрей Юрьевич и которые с огромным любопытством наблюдали за установкой киноаппаратуры, общались между собой исключительно жестами сурдоперевода. У Андрея Юрьевича от нехорошего предчувствия сжалось сердце. Он совсем струсил.

– Как вы себя чувствуете? Лекарство уже приняли?

Опять эта Яна Львовна! Ох, не к добру ее вечная забота о его здоровье прямо перед тем, как подложить ему свинью.

– Принял, – проворчал Андрей Юрьевич.

– Точно?

Он мысленно зарычал. Ему было страшно. Радости предвкушения встречи не было. Все шло не так, как он себе это представлял.