С подносом в руках девушка вышла в сад, привычно окидывая свои владения. Нет-нет, она ни за что не отдаст эти сосны и этот зеленый газон с распустившимися лиловыми и желтыми ирисами своей сопернице. С самого начала, когда Кристина появилась здесь, она поняла, что этот несимметричный двухэтажный дом, выкрашенный в желтоватый цвет, с балкончиком на втором этаже, откуда открывался вид на озеро и окаймляющее его сосны, должен принадлежать ей. Только таким образом она сможет восстановить потерянный статус. И хотя между их маленькой, со смежными комнатами, квартиркой, которую отняли, и этим домом не было ничего общего, Кристине, за все, что им пришлось вынести, такая компенсация казалась вполне справедливой.
Маме здесь очень нравилось. Это она придумала назвать двенадцать сосен именами апостолов. Петр и Павел – две самые могучие сосны на зеленой лужайке, где висел гамак и располагался один из двух столиков. Остальные сосны поменьше, их кроны не такие пышные, и они, мешая друг другу, высоко в небе переплетались ветками. Их шершавые коричневые стволы возносились к облакам не так прямо, как Петя и Паша, словно все время сомневались, выдержат ли их хрупкие плечи такой сложный путь. У них тоже были имена, но Кристина шутливо спорила с мамой, где Марк и где Матфей и которая из трех сосен, склонившихся над домом, носит имя Иоанна. Одна из двенадцати сосен стояла засохшей. Судя по ее толстому и ровному стволу, когда-то она была крепкой. Но потом что-то случилось и ей, стоящей поодаль от своих братьев, пришлось умереть. Возможно для того, чтобы жили другие. Или она просто не справилась с жизнью. Ее назвали Иудой. Эту сосну Кристина никогда бы не согласилась срубить. Она отождествляла ее с собой.
Когда жизнь казалась невыносимой, Кристина прижималась щекой к шершавой коре, чувствуя, как дерево отдает тепло и ласку, уводя от обид и горестей к светлому небу и солнцу. Кристина поставила поднос на деревянный, накрытый пестрой клеенкой стол, и, расставив тарелки, засмотрелась на чернеющие на фоне голубого неба мертвые ветки. Говорят, что существует материнская любовь, дочерняя, любовь к детям, любовь к мужчине. Она с этим не согласна. У каждого человека любви отпущено только на одного. Всем сердцем, всем существом, не осуждая и отдавая всю себя, можно любить только одного человека. Мать или сына, мужа или любовника, сестру или брата. Всем остальным достанутся крохи. Ведь даже она, Кристина, несмотря на свое безумное чувство к Витьке, не смогла бы полюбить его по-настоящему: место в ее сердце уже давно занято Иларией. И ее жизнь принадлежит матери.
– Привет, Ворона.
Кристина подняла голову. В нескольких шагах от нее появилась подруга с зеленой – слишком большой, так неподходящей к ее одежде – брезентовой сумкой через плечо и корзинкой клубники. Зина не носила ни юбок, ни каблуков и, вообще, плевать хотела, как она выглядит. К ее удлиненному лицу с добродушным лошадиным оскалом не шли гладко зачесанные, собранные резинкой в тоненький хвостик, волосы. Широким бровям, нависавшим над голубыми глазами, требовалась другая форма, а нижней части тела срочная эпиляция. Помешанная на своей внешности Кристина много раз пыталась накрасить и причесать подругу, но каждый раз результат лишь подчеркивал Зинину некрасивость, делая ее вопиюще кричащей.
Кристина сдалась. Если Зину устраивает полное отсутствие мужчин в жизни, ей-то чего париться? Даже лучше, что им двоим уготована похожая судьба. Вся жизнь Зины была посвящена родителям. Почему так произошло, Кристина не понимала. В отличие от ее больной мамы, с Зиниными родителями было все в порядке. Они использовали свою дочь, занимая ее свободное время дурацкими поручениями. То надо было срочно переклеить обои, то покрасить дом на даче или прополоть грядки. Причем именно в тот момент, когда Зина собиралась куда-нибудь пойти. Эта семейка даже работала вместе. Зинин папа – известный дирижер оркестра народных инструментов, а жена и дочь обслуживающий и попутно подыгрывающий на арфе и гуслях персонал. Всегда в тени и в поклоне перед большим талантом. Попробовав несколько раз вмешаться, Кристина чуть не поссорилась с подругой и решила не лезть в свое дело, принимая Зину вместе с ее музыкальной семейкой.
Зина клюнула Кристину в щеку и поставила на стол клубнику.
– В электричке такая жарища. Сейчас бы прыгнуть в озеро.
– Нет уж, милая. Овсянка стынет.
– Овсянка? Да ни за что на свете.
– Всего несколько ложек, – засмеялась подходящая к столу Илария.
Читать дальше