– Я не знаю, чего хочу, – ответил он все же на предыдущий вопрос вне очереди. – Не могу сказать, что экономика и менеджмент совсем меня не интересуют. В целом я справляюсь, но мысль, что за меня уже все решили, душит. Такое чувство, что я… задыхаюсь. Не знаю, как объяснить, – сдался он под конец, слегка обнажив душу. Такие разговоры всегда смахивали для него на хождение по горячим углям.
– А Кхун Равит знает об этом? Он кажется разумным и добрым человеком.
Мин понимал, что парню его отец видится совсем иначе. Ведь не Равит Вонграт растил Лайта.
– Он разумный, да. Тем не менее мои желания для него неважны, ведь я – единственный наследник. Кому, если не мне, отвечать за «VN Medicine» в будущем? Это дело всей жизни отца, у меня нет выбора. Да и заветной мечты, как у других, тоже. Мне двадцать три, а я до сих пор не знаю, чего хочу от жизни.
От последней фразы тянуло биться головой об стенку, а оттого, что она вырвалась наружу, гадливое ощущение только усилилось.
– Возраст – лишь цифра. Я тоже не чувствую себя сильно взрослым и мудрым, – поделился Лайт. – Иногда мне кажется, что я совсем не подготовлен к практической стороне жизни. Я хорош разве что в учебе, и то, потому что трачу на это большую часть своего времени. К последним курсам я успел привыкнуть, и психологически стало легче, а вот в первое время совсем зашивался.
– У тебя есть цель в отличие от меня.
– Значит, ты свою еще не нашел. Может, ты слишком много думаешь об этом. Разве существует какой-то определенный возраст, когда приходит ощущение зрелости? Или возраст, к которому человек должен определиться с мечтой, а дальше уже поздно? Бред какой-то! Да, я изменился со школьной поры, но в целом все тот же. И не только внешне. – Лайт явно осознавал, что выглядит значительно младше своего возраста.
– И все же есть разница между двадцатилетним и сорокалетним, что ищет себя или мечтает… ну, скажем, слетать на Марс. В двадцать следовать мечте – достойно уважения, поддержки, это звучит красиво, а в сорок тебе скажут, что ты цепляешься за иллюзию. Это жалко и безрассудно.
– Важнее всего чувства и желания самого человека. Если его и в сорок все устраивает, то почему нет? Пусть каждый проживает свою жизнь так, как хочет.
– Твои слова, да в уши моему отцу.
– Наверное, он и вправду давит на тебя. – Лайт закусил губу, слегка пожевывая ее, и наморщил лоб. – Такое давление и напряжение никогда не приводит ни к чему хорошему. Вам с отцом нужно откровенно поговорить и найти компромисс.
Походило на то, что парень искренне пытался решить его проблему, и это… трогало. Пугающе трогало.
– Слишком много обо мне. Вернемся к тебе, – поспешно свернул тему Мин, пугаясь возникшего чувства. Он словно попал в охотничьи силки, смазанные смолою, которые сам же и расставил по всему лесу. – Почему ты бросил музыку и подался в медицину?
– Откуда ты знаешь об этом?
– Раз уж мы сейчас говорим начистоту: я разузнал о тебе. В моем мире это распространенная практика. Ты мог оказаться нежданным братцем, и я хотел знать наверняка. – Мин пытался не выглядеть так, будто оправдывается. И все же не желал, чтобы разговор из-за его признания оборвался.
– Серьезно? За мной что, кто-то следил? – в искреннем изумлении выпучил глаза Лайт. – Мне следует разозлиться, но я слишком устал для этого. В таком случае ты и так должен знать обо мне все.
Мин отрицательно покачал головой.
– Я получил сводку сухих фактов, а меня интересуют мотивы.
Во взгляде Лайта промелькнуло облегчение, подозрительный огонек тут же померк, а плечи снова расслаблено опустились.
– Мир богачей и правда… нечто. Если я отвечу на все твои вопросы, пообещай больше не копаться в моем прошлом за моей спиной?
Лайт предлагал правду в обмен на доверие. Мин мало кому доверял, поэтому обычно не открывался людям. И даже немногим близким рассказывал не все. Например, Маре, и, как оказалось, не зря. Все люди лгут – специально или с благими намерениями, или даже неосознанно. Мотив не меняет факта наличия лжи.
– Ты не сердишься? – Не то чтобы его заботила реакция Лайта, скорее поражало чужое спокойствие. На месте парня он был бы в бешенстве.
– Конечно я зол. Тем не менее пытаюсь понять тебя, хотя при других обстоятельствах не отреагировал бы так спокойно на вторжение в мою частную жизнь. Но… какая сейчас польза от злости? Не стану отрицать, для тебя все и в самом деле могло выглядеть странно. Мне тоже сложно подпускать к себе людей. У меня много знакомых, но мало друзей. Хотя я выбираю другой способ общения, более привычный, – спрашивать, если хочу что-то узнать.
Читать дальше