Тилли Бэгшоу - Оборотная сторона полуночи-2. Как феникс из пепла

Элла вцепилась руками в край стола. Нет! Этого быть не может.

– Дорогая моя Элла. – Уильям Прэгер откашлялся и продолжил: – Если ты смотришь эти кадры, то уже знаешь, что я покинул этот мир. Я больше не могу быть с тобой, и мне искренне жаль.

– Папа! – ахнула Элла, ловя ртом воздух.

Этот голос! Она не слышала его двадцать два года и совершенно позабыла. Или так ей казалось до этой минуты, когда он снова ворвался в ее жизнь, словно старый друг, волшебно возвращавший утраченную любовь, словно злые, но одновременно прекрасные чары. Она машинально протянула руку и коснулась экрана, словно пальцы могли как-то приблизить ее к нему, перенести обратно в прошлое. Но, конечно же, не смогли.

– С тобой уже связывался кто-то из «Группы». И я уверен, что разговор привел тебя в замешательство, а возможно, даже напугал. Пожалуйста, не надо бояться.

Выглядел он очень молодо: на тридцать с небольшим, – одет в белую футболку, на шее висели четки. Длинные волосы, как у хиппи или сёрфера, и очень загорелое лицо, что никак не вязалось с немногими отрывочными воспоминаниями Эллы об отце. Но манера держаться, мимика и улыбка были прежними.

Элла зачарованно смотрела на экран и ловила каждое его слово.

– Твоя судьба, как и наша с мамой, всегда была тесно связана с «Группой» и ее работой, нашей работой. Знаю, что сейчас может казаться иначе, но подобная судьба также является привилегией – возможно, величайшей из привилегий, доступных человеку. Ты рождена творить добро, Элла. Творить добро так, что другие могут этого и не понять.

Это нелегкий путь. Этот мир полон зла, масштабы и размах которого большинство людей даже вообразить себе не могут. Печально, что немногие, кто его видит, предпочитают отсиживаться в стороне и отмалчиваться, прятать голову в песок. Они надеются, что все разрешится само собой. К сожалению, зачастую такую позицию занимает и наше правительство.

У Эллы засосало под ложечкой. Она любила отца, и все долгие годы, что его не было рядом, привыкла боготворить его вместе с мамой, но на этом видео Уильям Прэгер говорил так же, как какой-нибудь сектант с промытыми мозгами, которых показывают по телевизору: напыщенно распространяясь о теориях заговора, о коррумпированном правительстве и о том, что лишь «Группе» ведома высшая истина.

– Элла, тебе ниспослан уникальный дар. Ты дитя не только любви, но и науки. Твоему мозгу подвластно то, что недоступно мозгу других людей. В «Группе» тебе все объяснят, когда придет время. Сейчас мы не можем точно сказать, насколько глубок твой дар и каковы его потенциальные возможности, но мы с мамой знаем, что ты используешь его во благо. Мы верим в тебя, дорогая, и любим тебя.

По щекам Эллы медленно катились слезы. Ей хотелось пролезть сквозь экран, чтобы обнять его, поцеловать… а потом высказать все, что накопилось, и встряхнуть его так, чтобы почувствовал ту же боль, что и она. Как он мог с ней такое сотворить? Родной отец! Этот так называемый «дар» обрек ее на каждодневные страдания: головные боли, паранойю и одиночество, глубину которого ему, вероятно, не дано было понять. Как они с матерью посмели испытывать свои экспериментальные генетические штучки на людях, на собственной дочери? Как можно вмешиваться в то, что создано Господом Богом?

– Оставайся верной себе, дорогая, – продолжал Уильям. – Целиком положись на «Группу» и постарайся набраться терпения. Поверь, со временем ты все поймешь. – В глазах отца стояли слезы, и Элла заметила, что ему стоит больших трудов сдержать их. – Самое главное – прошу, никогда не забывай, как сильно мы с мамой тебя любим. Поцелуй за меня бабушку. Прощай, моя драгоценная любимая дочурка.

Снова раздалось шипение, и экран погас навсегда.

– Нет, – еле слышно прошептала Элла. – Нет, нет, нет, нет, нет!

Неужели это все? Он ведь ничего о маме не сказал. Где она? И почему ее не было на видео?

Элла в отчаянии снова подключила флэшку в надежде, что видео появится, но файла нигде не было: он исчез, стерся, как и обещал визитер.

Нееет! Элла вскочила и с силой вцепилась себе в волосы от безысходности, граничившей с паникой. Должно же быть что-то еще! Плохо, конечно, что в ящике Мими не оказалось ни одной весточки от мамы. Но почему ее не было на видео? Почему она не сидела рядом с отцом, ничего не говорила и не попрощалась с ней? Разве Рейчел Прэгер совсем не было дела до родной дочери? Разве Элла была для нее всего лишь подопытной свинкой для жертвоприношения всемогущей «Группе»?