Мария Жукова-Гладкова - Мумия для новобрачных

В том ресторане, про который мне рассказывал Костя, подавали каши. Но все каши были с какими-то морскими гадами. Пшенная с крабами, гречневая с креветками, рисовая с мидиями и так далее. Костя любит каши, он – единственный мой знакомый мужчина, который их любит. И я по вечерам варила пшенную или гречневую, закутывала кастрюлю в одеяло, чтобы каша дошла к утру. И дочь стала есть каши, глядя на Костю. До этого выпендривалась. Каша – фу… Костя вообще хорошо на нее влиял. Хотя раньше мужика у нас в доме не было.

И ест он, только когда захочет. Костя не понимает, что такое завтрак, обед и ужин. Он – творческая личность. Он может писать стихи и музыку до утра, потом в восемь утра поужинать и лечь спать. Встать в пять вечера или в шесть, позавтракать, поехать давать концерт, отыграть, побузить, потом снова писать музыку. Или просто гулять до утра. У него нет режима дня. Никакого. И никогда не было. За появлением на концертах вовремя следит помощник продюсера. Собирает всех музыкантов и привозит, куда нужно. И они мгновенно мобилизуются на сцене. Еще они могут два-три дня снимать клип… Это отдельная история, о ней как-нибудь в другой раз.

– Наталья Геннадьевна, вы претендуете на недостроенный дом планируемой площади одна тысяча двести… – вывела меня из размышлений судья.

– Нет, не претендую, – сказала я. – Мне не нужен дом. Мне нужен кот. Кота не отдам.

– Наташа, – вдруг каким-то робким голосом произнес Костя.

Я посмотрела на бывшего. И мне показалось, что у него словно что-то замелькало в глазах – будто быстро-быстро прокручиваются кадры.

– Я не отдам тебе кота, Костя. Твой особняк мне не нужен. У меня нет к тебе имущественных претензий. У меня вообще нет к тебе претензий. Я была с тобой очень счастлива. Это были самые счастливые два с половиной года моей жизни.

– Так и мне никакой особняк не нужен, – сказал Костя. – Мне ты нужна, Наташа.

– Господи, проснулся! – подала реплику свекровь. – Впервые нормальную женщину встретил, так нет, развелся с ней, а теперь еще имущество делит. Где твоя совесть? Не ожидала от тебя, сынок. Всем бабам все оставлял, а с Наташей решил имущество делить?

Позор!

– Я делю имущество с Наташей? Я развелся с Наташей? – Удивление на Костином лице было искренним. – Наташа, что мы с тобой здесь делаем?! Мы сейчас где?!

Судья странно посмотрела на Костю. Зал был забит до предела. Пришли Костины музыканты, обслуживающий персонал и продюсер, его мать, его первая теща, его сын и моя дочь. И еще были полчища журналистов и Костиных поклонников и поклонниц. Поклонницы, возможно, хотели убедиться, что известный рокер опять становится свободным мужчиной. Правда, с Лилечкой им, думаю, ничего не светит.

Костя смотрел на всех этих людей и явно не понимал, где мы все находимся и с какой целью собрались.

Хотя наличие такого количества публики и журналистов не являлось для него ничем из ряда вон выходящим. Это было нормальное рабочее явление.

– Константин Алексеевич, вы подали иск в суд, в котором изложили ваши имущественные претензии к вашей бывшей жене Наталье Геннадьевне Толстовце-вой, – заговорила судья.

– У меня нет к Наташе никаких претензий, – объявил Костя. – И как это бывшей жене? У меня одна жена – Наташа. Вот она. – Он кивнул на меня.

– Вы официально развелись, – напомнила судья и назвала дату. – Вы готовы отдать особняк Наталье Геннадьевне?

– Конечно, – сказал Костя.

– Он мне не нужен, – одновременно сказала я.

– А кота готовы отдать? – продолжала задавать вопросы судья. – Зачем его отдавать? – не понял Костя. – Филька наш общий кот. Мы его вместе спасли. Я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете. – Константин Алексеевич, вы делите имущество с вашей бывшей женой. – Как бывшей? Я не разводился с Наташей! Я на той процедуре не присутствовала. Не видела смысла. Я просто подписала все документы. И на момент развода имущественных претензий у Кости ко мне не было. Общих детей мы не нажили, про особняк я тогда вообще не думала. Да, ушел к другой женщине. Не он первый, не он последний. А уж рокеры и прочие творческие люди вообще могут жениться по пять-шесть раз, и это не предел. Я не стала бороться, хотя все мое окружение и его окружение убеждало меня это делать. Насильно мил не будешь. «Только ты можешь его спасти», – сказала мне рыдающая у меня на кухне свекровь.

Но я не стала унижаться. Я считаю унизительными попытки вернуть мужчину, который ушел. Не важно – к другой женщине или просто от тебя. Но мужики обычно уходят к другой женщине. Или возвращаются к маме. Костина мать ко мне очень хорошо относилась. Относится. Хотя ей есть с кем сравнивать… До меня Костя был женат один раз, в девятнадцать лет «по залету». Ему едва исполнилось двадцать, когда родился сын. К отцовству он тогда готов не был. В двадцать три он стал вдовцом. Я не знаю деталей, только что у жены развилась какая-то болезнь. Диагностировали поздно, лечения вроде нет нигде в мире, да и тогда денег точно не хватило бы, не уверена, что хватило бы на лечение и при нынешних его заработках. Костя ушел в запой, принимал, нюхал или колол какую-то дурь, но смог взять себя в руки. Как он мне рассказывал, ему приснилась умершая жена и сказала: «Что же ты делаешь со своей жизнью? А наш сын? А музыка? Я не могу отсюда на тебя смотреть».