Карина Исаева - Сбежавшая жена

– НЕТ! – доносится вопль где-то из глубины темного коридора. Я, спотыкаясь о подол своего свадебного платья, мчусь в его сторону. Голова гудит, сердце бешено колотится в груди, глаза разбегаются, чувствую запах гари, боль внизу живота давит с невероятной силой, но ноги продолжают стремительно нести меня вперед. Руки от чего-то липкие, пахнут кровью. Я ощущаю, как она стекает по моим бедрам, по коленям. Стоит об этом подумать, как боль в низу живота становится сильнее. Будто меня режут изнутри:

– НЕТ! Помогите! Помогите мне, прошу! Спасите-е-е-е! – очередной поток воплей, после которого раздается какой-то животный нечленораздельный вскрик и звук от пощечины. Женские крики стихают, но то, что я слышу далее, заставляет ускориться. Хватаю себя за низ живота, чтобы хоть как-то утихомирить боль. Темные двери будто становятся от меня дальше с каждым шагом. Резкий толчок, как при землетрясении. Тусклые канделябры, которые висят с обеих сторон на бордовых стенах, раскачиваются. Моя голова начинает резко кружиться, запах гари все сильнее бьет в нос. Бросаю быстрый взгляд в зарешеченное широкое окно. Черт возьми. Судя по высоте, я нахожусь где-то на 3 этаже, будто в каком-то заброшенном замке. За окном пылает лес, падают высокие деревья. От ужаса я широко раскрываю глаза. Нет, нет, нет, нет… Надо двигаться вперед, надо спасти ту, что так отчаянно звала на помощь. Надо… черт подери! Очередной приступ режущей боли. Я сгибаюсь. Алая кровь течет ручьем. Юбка свадебного платья безнадежно испорчена. Под моими ногтями остаются следы засохшей крови. Этот запах смешивается с запахом горящего за окном пожара. Черт, меня сейчас стошнит… Собираю остатки последних сил, привстаю и медленнее шагаю к двери. Оставляю за собой капли крови. Дверь будто остановилась на месте, предоставив мне возможность схватиться за железную ручку. Что я, естественно, и делаю. Замираю. Оказываюсь в большой спальне, украшенной в викторианском стиле. Спиной ко мне стоит мужчина, у него под ногами лежит почти бездыханное женское тело. За ними – большое окно с видом на горящий сад. Удовлетворенно вздохнув, мужчина поднимает с пола синие брюки, застегивает ширинку, пуговицы белоснежной рубашки и поворачивается ко мне лицом…

Я просыпаюсь в холодном поту.

Глаза, как и во сне, разбегаются. Я ощущаю солоноватый привкус во рту, руки липкие, в носу ощущается запах гари и моей собственной крови. Перед глазами вижу Его лицо. Безмятежное, спокойное, с недобрым огоньком в глазах цвета Босфора. Дверь моей маленькой спальни отворяется. Я вздрагиваю:

– Проснулась? – звучит озабоченный женский голос моей мачехи. Я неуверенно киваю. Она проходит в комнату, садится на кровать и протягивает мне стакан с водой. Только сейчас чувствую, как пересохло в горле. Мгновенно осушаю его. По тревожному лицу Томы я понимаю, что она хочет задать мне вопрос. И, прежде чем она его озвучит, признаюсь:

– Да, я видела тот же сон. – в моем голосе звучит раздражение:

– Может… – начинает она:

– Нет, снотворное не помогает, – теперь в моей интонации звучит злость, обида. А по телу бегут мурашки, лоб покрылся холодной испариной. Тома накрывает мои голые плечи одеялом:

– Я хотела предложить, может, тебе нужно с кем-то обсудить его? – осторожно заканчивает она:

– Нет! Я не сумасшедшая, Тома! – вскрикиваю я, поворачиваясь к мачехе с полным боли взглядом. Она медленно выдыхает. Ее выражение лица остается тревожным. Тома осторожно забирает стакан из моих рук: