Тагир Галеев - Атлантический Штамм

– ДА, – она ответила шепотом, но таким громким, что он прозвучал громче, нежели мой крик. – Возьми меня скорее! Сделай так чтобы у меня искры из глаз посыпались.

Разум мой затуманился! Я швырнул ее на кровать. Она словно кошка моментально встала по собачьи и пошевелила своей попкой вправо-влево, при этом она посмотрела на меня вполоборота с таким выражением на лице, что любой мужчина на моем месте сделал то же что и я в этот момент.

Я подошел к ней и взял ее за волосы, намотав их на кулак словно поводья. Я вздернул ее волосы кверху так, что ее лицо поднялось и смотрело почти в потолок.

Началась дикая скачка! Словно очумелый, я совершал с ней снова и снова, раздирая изнутри ее лоно, ощущая, как сок ее страсти стекает по мне, смотря как ее роскошная попка бьется об меня, от чего рассудок мой стал мутнеть, и я стал ускоряться все мощнее и жестче, вызывая её гортанные крики.

– Сильнее!!!! – ее крик был словно оплеуха для меня! Я схватил второй рукой ее за шею и что есть мочи притянул к своему лицо. Сама она этом невероятно прогнулась, корчась от неописуемого наслаждения.

Из ее горла понесся какой-то клекочущий звук. С силой продолжая свое дело, я ощутил то, что очень давно не ощущал: женский взрыв.

Мелко-мелко задрожали ее ноги. Сиплым голосом она мне что-то крикнула по-русски, но я естественно не понял, что-то типа blyaaaaaaat!!!! Ее крик стал, словно у птицы, падающей с перебитыми крыльями с огромной высоты. Ноги ее внезапно разъехались в разные стороны, и она соскочила с меня, упав на кровать.

Я понял, что огромное, несусветное возбуждение не дало мне завершить своё. Ничего не соображая, я подскочи к ней и перевернул на спину. Ее глаза смотрели на меня с неприкрытой дерзостью.

Момент моего наслаждения длился неимоверно большой отрезок времени. Волна наслаждения накрыла меня с головой, заставляя корчиться в сладких конвульсиях. Не в силах более находиться в вертикальном положении, я рухнул рядом с ней и затих.

Она продолжала чмокать. Я посмотрел на нее сквозь полуприкрытые веки. Она улыбалась довольной улыбкой.

– Я думала, все соседи попадали с кроватей, – ее голос был тих и нежен, преисполненный при этом каким-то спокойствием. – ты так кричал, боже….!

– Я думал, что провалился в океан блаженства. Милая, ты просто чудо! Такого у меня не было никогда.

– Ну, ты мне еще расскажешь про секс, который у тебя был! Впереди у нас много времени.

Я был счастлив и захотел заплакать. Моя судьба отныне находилась в ее искусных руках. Еще не зная ничего про нее, я осознал, что жить более без нее не смогу.

Она поцеловала меня в губы с неимоверной нежностью. На меня смотрели глаза, полные любви! Да, мы начали любить друг друга уже тогда, в ту жаркую ночь неподалеку от побережья Атлантики. Я ответил ей на поцелуй и крепко прижал к своей груди.

На следующее утро мы собрали вещи и уехали путешествовать.

Раннее морозное утро. Я очень люблю такие вот утра, с ядреным морозцем и солнечными бликами на стекле. В такое утро очень хорошо пробежаться трусцой несколько километров, дабы впоследствии выпить бодрящего кофе и приготовить себя к своему дню.

Я смотрел на внешний мир сквозь свое окно, разделенное законодательством нашей страны на ровное количество квадратов. Дальнейший обзор был мне запрещен.

Несмотря на это, было много преимуществ. Мне разрешено гулять в любое время по территории моей клетки, пить сколько угодно чая и курить. У меня были права, которые даются один раз человеку, которого суд приговорил к виселице.

Неделю назад меня осудили на смерть в петле. Мой адвокат сказал, что апелляцию лучше не подавать, ибо слишком многого ждут от моей смерти газеты. Я в касте неприкасаемых, прокаженных людей, даже в зале суда меня держали за решеткой и под вооруженной охраной. Наручниками приковали к стулу. Боятся, наверное, что я брошусь и разобью себе голову о прутья.

Я знаю, что смертный приговор последний раз приводился в исполнение во Франции двадцать лет назад. Обычно преступников типа меня гильотинировали, но еще в восьмидесятых последняя гильотина была разобрана на части, а самым суровым приговором считалось пожизненное заключение. Но для меня изменили Конституцию. Внесли поправку в основной закон страны. Но тут встал вопрос, каким образом меня отправить к Богу?

Собрать гильотину ради единственной казни в стране, где на нее объявлен мораторий, было бы слишком затратной затеей. Против расстрела выступило Министерство Обороны, так как я не являлся солдатом и военные не захотели пачкать честь мундира. Смертельная инъекция тоже не прошла, ибо Французская Гильдия врачей пригрозила отобрать патент у любого, кто выступит в роли палача, да и раствора необходимого не нашлось, а заказывать его в Америке посчитали не заслуживающей честью для меня.