Тагир Галеев - Атлантический Штамм

В его голове удивительным образом сочетались интернационализм (в нашей команде работало полно арабов), левый социализм (все мы зарабатывали примерно одинаково, дабы в «Семье» не возникало зависти друг к другу) и правый самый что ни есть махровый экстремизм, граничащий с фашизмом. Он вовсю привечал в «Чат-нуар» различных политиков правого толка, особенно частыми гостями у нас были члены Национального фронта, созданного в 70-х годах знаменитым Жан-Мари Ле Пеном. Луи безо всякого зазрения совести именовал их своими друзьями, несмотря на то что многие из них придерживались откровенного фашизма и были потомками пособников германских нацистов, как уже упомянутый мною Лидалю́.

Нант стал для меня мощнейшим стартом карьеры, за первые два года жизни здесь и работы на Седого Луи я узнал столько, сколько не мог даже рассчитывать узнать на своем острове среди чаек и рыбной чешуи. Сердце мое горело яснейшим факелом надежды исправить мир – это сказывались гены отца, ну и наказать виновных во всех бедах нашей многострадальной страны. Каким же образом это сделать, я естественно, не знал и полностью доверил свою судьбу в руки стального старика с белыми волосами, в котором видел спасителя отечества и мудрейшего из смертных.

Через день после разговора с боссом мы с Эдмоном и пятью нашими ребятами выехали на поезде в бретонский Брест на встречу с представителем наркокартеля из Пуэрто-Рико, доном Мигелем Эспиноса по прозвищу Краб. Мы везли к нему вопросы, на которые очень хотели получить своевременные ответы.

Мы ехали два часа, во время поездки Эдмон усиленно просвещал меня касаемо предыдущих переговоров.

– Ты помалкивай, говорить буду я. Если будут что-то спрашивать, ссылайся на меня.

– Я еду туда учиться, я прав?

– Именно. Старик наш в тебе очень уверен и просил меня дабы я натаскал тебя как следует в дипломатическом искусстве. Поэтому слушай и запоминай.

За окнами проносились чарующие пейзажи Атлантической Франции.

– Этот Краб, или Эспиноса, еще тот тёртый калач. Ему шестьдесят лет, из которых сорок он занимается торговлей драгом, работорговлей, производством порно и еще черт его знает, чем. Он мафиозо самого высокого пошиба, причем учти, что последние пятнадцать лет он сидел в тюрьме Мо в Шоконене, и при всем при этом умудрялся держать в своих руках весь свой бизнес, не упуская ничего. Его выпустили по амнистии пару-тройку лет назад, и он как бы отошел от дел, но это не так. Официально главой его клана стала его старшая дочь Ирма, еще та стерва. Она была с ним на той самой сходке на острове Йе, я тоже ездил туда в свите Седого.

– Почему Краб, кстати?

– Он обожает крабов на завтрак, обед и ужин. Жрет их как не в себя. Несмотря на то что у него проблемы с желудком, он тем не менее не отказывает себе в этом удовольствии ежедневно.

Далее Эдмон рассказал, что именно Эспиноса первый поддержал Луи в его начинании очистить Атлантическую Францию от наркотиков, несмотря на то, что был главным поставщиком в эти края много лет. Он рассудил, как типичный прагматик, приняв доводы Луи: если продолжать ввозить драг такими же темпами, тогда через пять лет его некому будет тут продавать.

С 80-х годов, когда страну захлестнула очередная экономическая депрессия, вызванная во многом откровенно популистской политикой Франсуа Миттерана, опирающегося на самые трущобные низы, наркотрафик расцвел здесь небывало. По рассказам Седого Луи, в те годы каждая школа, каждый интернат, каждый университет страны были рассадниками заразы. Никакая борьба полиции с наркодилерами не давала результата и прежде всего из-за чрезмерной коррумпированности местных управленцев, глав департаментов и коммун, морских чиновников и даже высших офицеров морского флота. Все пытались нажиться неимоверно на столь огромном потоке наркотиков, но благодаря той самой встрече на Йе, которую мы все про себя именовали «Стальным пактом», дело постепенно выправилось.

Эспиноса согласился перенаправить потоки антильского опиума в Германию и Италию, а Седой взял на себя все вопросы логистики по территории Франции до немецкой и итальянской границ. Мало того, пуэрториканец согласился инвестировать миллион долларов в строительство клиники для лечения наркозависимых в Париже, и скорее всего, во всяком случае, мы так думали, его выпустили из тюрьмы именно после этого.

И вот к этому человеку меня вез мой старший товарищ Эдмон, для того чтобы мы задали вопросы прожжённому жестокому мафиози.