Наталья Веселова - Галактика вранья

Лежали на подоконнике и наиболее любимые Сашенькины книги – например, «А зори здесь тихие…» – она даже с одной из своих Барби или Синди содрала купальник и переодела ее в собственноручно сшитую солдатскую форму, решив, что пусть это будет Женя Комелькова, и посадила ее прямо на книгу, иногда перечитываемую… «Детская астрономия» тоже имелась, прислоненная к окну и раскрытая на развороте с изображением черной-черной галактики, неодолимо привлекавшей Сашеньку обилием таинственных планет, на каждой из которых гипотетически предполагалась разумная жизнь – и такая же вот Сашенька, только с шестнадцатью, например, щупальцами вместо рук, ничуть не мешавшими ей быть самой красивой в своем классе…

Так что в каникулы было Сашеньке чем заняться, да и скучавшая Валька частенько зазывала ее к себе – и тогда, случалось, смотрели по четыре фильма ужасов в день, заедая их славными орешками кешью и быстро опротивевшими чипсами… Каникулы девочки благополучно промаялись, и началу занятий сумели даже смутно обрадоваться… Все бы так и шло – сонно, уныло и благополучно, если бы не Незабудка с ее неугасимой страстью к свободе…

В ту ночь Сашеньке не спалось: она еще не успела как следует утомиться от учебы и ранних подъемов, и поэтому тихо и уютно лежала под розовым пуховым одеяльцем, то плывя словно под водой бытия средь спокойных и бессмысленных образов, то вдруг выныривая на поверхность своей не совсем темной комнаты, где сквозь матовые квадратики на двери мерцало голубоватое мамино бра, не погасшее еще в «светелке»… В очередной раз она вынырнула к себе в комнату от звука мобильника, неожиданно зазвонившего за стеной, в кабинете отчима. Это и днем-то было событием – обычно Семену звонила только мама – а уж ночью! Сашенька насторожилась, но толстые стены старого здания, как всегда, позволили разобрать только традиционное «Бу. Бу. Бу-бу-бу». Время спустя она услышала, как отчим открывает дверь гостиной и тяжело шагает по коридору по направлению к входной двери. Сашенька села в постели и напряженно прислушалась: так и есть – выходит! Это не сулило ничего хорошего, потому что отчим, не мысливший жизни без длительных прогулок то днем, то ночью в любую погоду, уже несколько раз по рассеянности (а может, и по злому умыслу) выпускал на лестницу неугомонную Незабудку, проводившую большую часть своей коротенькой и в целом бессмысленной жизни, притаившись под вешалкой и карауля входную дверь в надежде, что удастся в очередной раз выскользнуть на улицу и вкусить там от прелестей малодоступной воли или, хотя бы, успеть придушить в подвале сытную бурую крысу. Вот и на этот раз дверь тягуче взвизгнула в открывательном движении – но сколько ни напрягала Сашенька слух, ожидая услышать щелчок, его не последовало, что означало совершенно возмутительную вещь: отчим отправился на свой непонятный «моцион», вовсе не закрыв двери и предоставив таким образом не только Незабудке свободный выход – но и любым грабителям беспрепятственный вход! Это не лезло совсем уже ни в какие ворота, и времени терять было нельзя. Сашенька сунула ноги в свои теплые «зимние» тапочки на бесшумном войлоке и, как была, в байковой пижаме, устремилась в коридор – мимо каменно спавшей под голубым ночником мамы – к отчетливой тусклой щели в конце. Дверь оказалась и правда открытой! Можно было не сомневаться, что Незабудка уже на лестнице и воровато крадется вниз, настороженно втягивая желанный воздух странствий своим трогательным коричнево-бархатным носом.

Простудиться за такой короткий срок Сашенька не боялась и поэтому, проскакивая мимо вешалки, не стала прихватывать с нее на ходу свою красную курточку: вдруг Незабудка добралась уже донизу! С такими мыслями девочка и выскочила за дверь, в первую же секунду убедившись, что кошки на их площадке уже нет, а во вторую – что отчим вовсе не отправился черпать вдохновение на черных влажных улицах. Его голос ясно доносился с площадки всего лишь этажом ниже:

– …безумие. Не стоило тебе и приходить сюда.

Ему отвечал резкий, совсем не похожий на обычный, но по некоторым интонациям все же узнанный голос: несомненно, это была она, Резинка, прибежавшая ночью к чужому мужу, с которым делала ребенка – какова, а? Она едва сдерживалась, чтобы не начать орать на Семена, как тогда :

– Но у меня выхода нет! Все знакомые – либо общие, либо бабы!

– Не знаю, – то ли сдержанно, то ли раздраженно отвечал Семен. – В любом случае, ни меня, ни ее я впутать в такое не позволю. На твоей – так и быть. Но только здесь – и я иду домой пешком. Там сама справляйся… А вообще-то я и того делать, пожалуй не стану: риск уж очень велик!