Таьтьяна Иванько - В стране слепых я самый зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 3. Накал

– Bella signora, non riesce a dormire (не спится, прекрасная синьора?)? – улыбнувшись, спросила меня немолодая горничная, поднимающаяся раньше всех в доме, вместе с ней вставали только помощники повара.

– No, ho dormito bene, (нет, я хорошо выспалась), – сказала я в ответ, тоже улыбнувшись. – Hai gia’un lavoro?( а у вас с утра уже работа?)

– Sono un uccello precoce, bella signora (я ранняя птица, прекрасная сеньора).

– Anche gli usignoli non dormono, e tu gia(соловьи тоже не спят, а вы уже на ногах).

– Si’, bella signora, – улыбнулась горничная, я знаю, что её зовут Магдалена, я слышала, как её называли здесь остальные. – Devo andare(можно идти?)?

– Naturalmente. Mi dispiace disturbarla, (конечно, извините, что беспокою вас), – сказала я.

За время своих поездок я успела научиться неплохо объясняться по-итальянски, как и по-французски и по-английски. Собственно говоря, уже в первую поездку в первую же неделю я начала понимать всё, что говорят, обращаясь ко мне, а со второй кое-как объясняться. Дальше всё уже пошло как по маслу. Если оказываешься в чужой стране, среди чужого языка и рассчитывать на переводчиков тебе не приходится, всему учишься очень быстро. Это сейчас здесь работает очень много русских сотрудников в агентствах, потому что и русских моделей теперь здесь очень много, а я в своё время была одна. Нет, были и другие, но нас были единицы, мы и не встречались в чужеземных краях. Но я научилась. Такая у меня планида, быстро всему учиться и ко всему приспосабливаться.

Я услышала приглушённые голоса за углом дома, но не разобрала речь, не стала даже прислушиваться, думая, что это меня не касается. Но выяснилось, что я ошиблась. Потому что через пару минут, прошуршав по гравию шагов пятьдесят к террасе, на которой я сидела, подошёл… Вальдауф. То есть я не сразу поняла, что это он, потому что не сразу обернулась на него, только почувствовав, что шуршавший шагами человек остановился как-то слишком надолго около меня, я подняла голову, чтобы посмотреть на него.

– Ох… Валерий Карлыч… вот это да… – только и произнесла я.

– Здравствуй, Танюша, – он улыбнулся так радостно и мягко, что мне стало очевидно, что он очень рад меня видеть. – А мы ваши соседи. Все эти дни приходил понаблюдать за вами издали.

– Почему же издали, Валерий Карлович?! – улыбнулась я, откладывая эскиз, впрочем, почти оконченный.

– Не хотел мешать, – он поднялся на четыре ступеньки террасы. – Ты за работой как всегда. Отдыхаешь, когда-нибудь вообще?

Он кивнул на рисунок.

– Это и есть мой отдых, – улыбнулась я.

– Позволишь взглянуть?

Он взял листок, посмотрел долго, улыбнулся и отложил, снова пройдя мимо распахнутых дверей спальни, ветерок легко колыхал белые легчайшие занавеси. Стало уже совсем светло, и я задвинула портьеры, чтобы свет не беспокоил спящего Марка.

– Ничего не скажете? – спросила я Вальдауфа, обернувшись.

– Назови меня на «ты»? – сказал он, глядя так, что я поёжилась. И какого лешего, Валерий Карлыч, вы так влюбились в меня? Неужели я виновата ещё и в этом?

Мы спустились в сад, и пошли по идеальным дорожкам вдоль деревьев, потом показались фонтаны, они уже работали, тихонечко шурша тонкими струями.

– Тебя тут снимали в образе Симонетты Веспуччи, – сказал он. – Когда ты приедешь сюда в следующий раз, весь город будет носить тебя на руках.

– Я не так прекрасна.

– Ты прекраснее.

– Не-хет… – засмеялась я.

– Мне виднее. Я – художник, – сказал Вальдауф, блаженно улыбаясь.

– Вы – мой любовник, – сказала я, качая головой, имея в виду, что он смотрит на меня влюблёнными глазами.

Вальдауф остановился, обернувшись на меня.

– Ты ещё так считаешь?

– Войдя в реку, мы намокаем, – сказала я, тоже остановившись. – И вода остаётся с нами, даже высыхая.

Вальдауф протянул руку к моему лицу, погладил по волосам, забираясь пальцами в спутанные пряди, я не постаралась причесаться, встав с постели.

– Я люблю тебя.

Я улыбнулась, я это знала, и я знала, что это чувство, к счастью, радость для него. Он не страдал и не мучился из-за меня, по крайней мере, с тех пор, как оставил безумную идею жениться на мне. Для этого человека я источник радости и вдохновения, за это я любила его самого, приятно дарить, всегда намного приятнее давать, чем брать…

Но Вальдауф будто прочёл мою мысль и понял её буквально, притягивая меня к себе…

– Ва- алери… – я не успела договорить.

Ну что… сама виновата, сказала же, что он мой любовник, вот он и вступил в права… к порядочной девушке он и не подступил бы когда-то, что теперь ломаться? Под видом чего? Если я не смогла прекратить нашу связь, когда вышла за Марка, если я сама настолько низко пала в своём существовании, когда вообще позволила себе сделаться любовницей профессора, то, что теперь трепыхаться? Лежи теперь в своей тёплой грязи и похрюкивай…