Лариса Шкатула - Обретённое наследство

– Много пообещали! – торжествующе сообщил он, глядя Соне в глаза.

Боковым зрением она увидела, как рой «звездочек» метнулся к Мишелю, уже ставшего в боевую стойку.

Того, что потом случилось, не ожидал ни один, ни второй. Прав был Анри де Мулен, с таким оружием, как сюрикены, никто здесь не был знаком.

Мишель, в которого «звездочки» попали, заорал так громко, что его товарищ, подобравшийся к Соне совсем близко, испуганно отпрянул.

– О‑о‑о! – вопил Мишель на манер боевой трубы и почти так же громко. – О‑о‑о! Колдуньи! Они напустили на меня ядовитых шмелей!

Соня оглянулась. Один сюрикен угодил Мишелю в руку, которой он инстинктивно прикрылся, а другой вонзился в шею и, кажется, перебил какую‑то важную жилу, так что кровь из шеи даже не вытекала, а лилась.

Он еще немного постоял и рухнул навзничь.

Мужчина с ножом с ужасом смотрел на смерть своего напарника, не в силах понять, как это произошло. В одном он был уверен совершенно точно: без колдовства здесь не обошлось.

Падре ведь предупреждал, что со служителями Сатаны могут справиться лишь люди, чистые помыслами. И он оказался прав. Разве хоть кто‑то из троих думал только о подвиге во славу церкви? Их влекла лишь жажда наживы. И вот теперь он, последний из троих, должен погибнуть без покаяния вдалеке от дома, вместо того чтобы возвратиться с триумфом.

Еще немного, и он побежал бы прочь и, возможно, остался жив, но Соня сделала выпад, и мужчина с ножом не успел увернуться от ее шпаги.

Она понимала: кодекс чести требовал, чтобы мужчина напротив нее собрался, приготовился, но не могла больше ждать. Или ее руку повела вперед привычка, вбитая в тело учителями фехтования, или страх того, что они топчутся на этой дороге в стороне от человеческого жилья, вместо того чтобы удирать отсюда со всех ног…

На самом деле Соня не стояла и не обдумывала свое тяжелое положение. Эти мысли пронеслись в ее голове в одно мгновение.

Выпад, удар, и третий, последний нападавший упал наземь, дернулся в последний раз и испустил дух.

Скорее всего нападавших сбила с толку легкость, с которой они лишили жизни бедного Жана Шастейля. Хватило бы у них разума напасть одновременно всем троим, кто знает, может, теперь везли бы они женщин обратно в Барселону, где под пытками те признались бы в самой страшной ереси…

Соня оглянулась на Мари. Служанка стояла, опустив глаза, и кончиком шпаги ковыряла землю под ногами.

– Пойдем посмотрим, на чем они приехали, – предложила Соня; все‑таки дело, хоть какое, не давало возможности чересчур углубляться в подробности происшествия. – Вдруг там еще кто‑то есть.

Обходя трупы мужчин, они вышли на дорогу, которая как раз в этом месте делала поворот. Очевидно, мужчины, которые гнались за их каретой, вначале обогнали ее, заставив Жана остановиться, а потом сбили с козел и потащили за кусты.

Повозка нападавших была похожа на фургон, но с боков прикрытый лишь небольшими бортами. Несомненно, не рассчитанная, как их карета, на дальние поездки.

– Жан! – сказала, как опомнилась, Мари. – А где же Жан?

Они огляделись – на дороге тела их товарища не было, а зайдя за кусты, они его сразу увидели и не сговариваясь бросились к неподвижному телу.

Шастейль лежал, разбросав руки в стороны и неестественно вывернув шею. Живые так лежать не могут. Это поняли сразу обе.

На всякий случай Соня присела над телом Жана и послушала, не бьется ли у него сердце. Нет, их друг был мертв и уже начал остывать.

Разум княжны отказывался понимать, как ей показалось, нелепость случившегося. Совсем недавно это был молодой, полный планов и жизни мужчина, и вот он умер. Его больше нет. По крайней мере среди живых.

Без слов, без слез обе женщины стояли и смотрели на мертвого товарища и никак не могли прийти в себя. Заставил их встряхнуться плач Николо.

Женщины переглянулись и поспешили к карете, хотя сделать это вполне могла одна из них.

Мари и стала пеленать ребенка, а Соня села на краю сиденья и машинально смотрела, как возится с ребенком ее служанка.

Николо пить козье молоко не желал. Он отбрыкивался, выплевывал то, что Мари пыталась влить в его рот, и горько плакал. Будто упрекал жестоких взрослых, лишивших его привычного питания.

– Ну где мы найдем тебе кормилицу?! – в бессилии кричала на него Мари.

Соня безучастно смотрела перед собой, и это ее безучастие расстраивало Мари еще больше. Ей тоже было трудно, но она понимала, что не может себе позволить горевать, ничего при этом не делая.