Эмма Скотт - Как спасти жизнь

Я осторожно заглянул в окно. Ужин как раз подходил к концу. Норма суетилась вокруг, убирая тарелки. Харрис, как обычно, спрятался за газетой. Мерл выглядел еще толще и походил на поросенка, запихивающего в рот еду.

Рядом с ним сидел Шейн в инвалидном кресле, придвинутом вплотную к столу. Грудь под рубашкой выглядела впалой. Его руки превратились в тощие когти, а лицо стало костлявым и болезненным. Он смотрел на свою нетронутую порцию. То хитрое выражение лица, которое я помнил, соскользнуло, будто маска. С каждой секундой он сдавался все больше. Если Шейн переживет этот год, это будет чудом.

В груди защемило от этой картины. В который раз за эти четыре года я пожелал, чтобы между мной и Шейном все сложилось иначе.

Я перевел взгляд на младшего брата, которому уже исполнилось одиннадцать. Всмотрелся, отыскивая признаки того, что он здоров, что нет ни инвалидности, ни увечий, ни еще каких-нибудь последствий травмы, которую я нанес ему.

Я ждал, наблюдая, как Норма суетится вокруг него больше, чем обычно. Она дарила младшему мимолетные прикосновения, в которых нуждались сыновья Сэлинджеров: взъерошивание волос, рука на плече. Казалось, милая улыбка Гаррета ничуть не изменилась. Когда он вскочил со стула, чтобы отнести тарелки на кухню, мое сердце сжалось.

Идеальный.

Из-за хлынувших из глаз слез облегчения картина передо мной размылась. Прислонившись к стене, я соскользнул по ней на землю.

– Он в порядке, – прошептал я. – Слава богу.

Я ухватился за этот факт, как голодающий за кусочек еды. Пока я находился под стражей, общественный защитник рассказал о том, как сильно пострадал Гаррет. Поэтому меня и посадили. Он провел в коме две недели, затем ему требовалась операция на носу, потом реабилитация. Столько страданий для маленького мальчика!

Я никак не мог забыть ощущения от удара ногой по лицу Гаррета. Тогда я вложил в толчок всю свою силу. Правда, я боролся за свою жизнь – Мерл душил меня, – но считал четыре года, проведенные в тюрьме за причинение Гаррету таких страданий, справедливыми.

Четыре года вдали от Джо.

Джо.

«Я в пути , – думал я ежедневно с тех пор, как покинул исправительное учреждение. – Я иду, Джо, просто держись».

Я прополз за дом, к отдельно стоящему гаражу, и сел рядом. Запасной ключ лежал под терракотовым горшком в саду. Там же, где я оставил его четыре года назад. Я вертел его в пальцах, пока сгущались сумерки. Ждал, когда в доме Сэлинджеров погаснет свет. Затем еще немного, чтобы они точно уснули.

Поднялся и пополз к стене дома, оттуда обратно к окну столовой. Они оставили дверь открытой. И пусть когда нарушаешь закон, все звуки усиливаются, но я практически бесшумно отсоединил оконную сетку.

Прокрался в свою комнату. Здесь все осталось по-прежнему. Не думаю, что с тех пор сюда кто-то входил. Встав на колени, я вынул из-под кровати расшатанную половицу и вытащил небольшой сундук. Увидев, что он никуда не исчез, я вздохнул с облегчением. Внутри находились все мои сбережения со времен работы в автомастерской. Харрис платил мне наличкой, чтобы избежать налогов. Я накопил тысячу сто двенадцать долларов. Не целое состояние, но достаточно, чтобы увезти с собой Джо.

Я тихо прошел через дом обратно, поставил сетку на окно и прокрался в гараж, к своему старому красному «Шевроле». Заведется ли он? Если в течение четырех лет на нем никто не ездил, то аккумулятор сел, и тогда я окажусь в полной заднице. Но заглянув в окно, я заметил пустую кофейную чашку, надетую на рычаг переключения передач, и вчерашнюю газету на пассажирском сиденье.

Вероятно, они используют пикап для поручений. Или планируют подарить машину Гаррету на шестнадцатилетие. Еще одна вещь, которую я отнимаю у младшего, но ничего не поделаешь. Джо нуждается во мне, и я не могу ждать. Уже и так слишком поздно.

Проклятье, это мой пикап. Я купил его на заработанные собственным трудом деньги. Машина принадлежит мне.

Я открыл водительскую дверь и наполовину сел на сиденье: одна нога на подъездной дорожке, другая в машине. Медленно отпустил тормоз, и пикап покатился по гравию. Шины шуршали так громко, что, казалось, окна наверху загорятся в любую секунду.

Однако улица оставалась темной, как и дом Сэлинджеров. Прокатившись таким образом несколько ярдов по дороге, я запрыгнул внутрь и повернул ключ в замке зажигания. Двигатель с ревом ожил.

Мне следовало сразу уехать, но не мог оторвать взгляд от большого белого дома, в котором прожил несколько лет. Старая боль о том, что могло быть, но уже никогда не сбудется, наполнила сердце. Но я вспомнил о Джо и о том, что нужен ей. Эта мысль вытеснила собой ностальгию.