Обнаруживать, что ты лежишь под чьей-то тяжёлой рукой, – не очень.
– Ланкмиллер! – ошарашенно зашипела я. – Мы же по раздельности засыпали!
Если мне не изменяет память, я вообще осталась в той самой маленькой комнате на матрасе с васильками. Слишком долго думала свои тупые мысли в тишине и случайно отрубилась, сама того не заметив. Почему я вдруг проснулась в хозяйской спальне, было для меня на данной момент основной загадкой человечества.
Услышав в ответ сонное мычание, я поняла, что разбудила его по дурости, и сразу же приутихла, опасаясь ланкмиллерского гнева, но спустя минуту всё равно осторожно поинтересовалась, с опаской отодвигаясь чуть дальше:
– З-зачем ты меня сюда притащил?
Кэри сдавленно прыснул в кулак и поднял на меня прямо совсем какие-то бесстыжие глаза, в которых отчётливо читался подвох. Я растерянно нахмурилась, не понимая, с чего это он так радостно ухмыляется.
– У тебя амнезия, а не склероз. Давай-ка, девочка моя, поднапряги память.
Я сдвинула брови, следуя его совету, и досадливо заурчала, вспоминая детали минувшей ночи. Хотя, если быть до конца точной, это случилось утром. Я сама пришла к нему, потому что замёрзла нечеловечески. Одеяло в той комнате было тонкое, та же простынка по сути: в наступивший вместе с рассветом морозильник оно не грело совсем, поэтому я решилась на стратегическую передислокацию.
В такой холод к кому угодно под одеяло залезешь, даже к Генриху. А мучитель как раз тогда вернулся из своих отелей. Кажется, тогда он даже бормотал мне что-то ласковое в макушку, что-то вроде «котик» и «замёрз, маленький».
Кэри вдруг притиснул к себе так крепко, что даже перехватило дыхание. Любитель душевных объятий, которые очень сложно пережить, не задохнувшись. Я попыталась кое-как вывернуться из этой хватки, чем спровоцировала хозяйское недовольство.
– Кику, ну не отпихивайся, это так утомляет, – Ланкмиллер навис надо мной, прижав запястья к покрывалу. – Все хорошо, разве тебе больно?
И правда, чего это я. Замерла, глядя в его лицо, чувствуя вдруг странную болезненную потребность повторить за ним эти фразы. «Всё хорошо». «Мне не больно». Пришлось прикусить язык, буквально глотая их вместе с воздухом, чтобы они случайно не вырвались наружу. «Сделай так ещё». «Обними меня».
Я порывисто вздохнула, подставляя шею под неторопливые поцелуи, ощущая, как будто зыбкий несмелый свет поднимается по лопаткам едва ощутимым прикосновением, пенится на загривке и топит в себе с головой, не оставляя шанса.
Всё нормально, я нормальная, я могу перестать представлять на своём месте ту, с кем он провёл минувшую ночь. Я могу не чувствовать от этих поцелуев ничего, как раньше. Только надо решительно прекращать царапать простынь.
Нас прервала настойчивая вибрация телефона на тумбочке где-то сбоку. Мучитель, с досадливым вздохом оторвавшись от меня, потянулся за трубкой. И едва только на неё взглянул, выражение лица у него сделалось совершенно кислое.
– Да? Ну что ты, сейчас я совершенно свободен, конечно, могу говорить. – Он зажал трубку между щекой и плечом, выбираясь из постели.
Я притихла, запутавшись в простынях, потому что ланкмиллерские интонации показались мне отчётливо издевательскими. Он не стал бы с бизнес-партнёрами болтать в таком духе, просто потому что не был идиотом, несмотря на все другие свои недостатки.
– Поздравляю с отличным контрактом, – послышалось в трубке. – А ты большой прохвост, весь в отца. Ведь клиент был почти у меня на крючке, увёл прямо из-под носа.
С той стороны ему ответили в том же духе. Голос был женский, и спустя пару секунд я даже узнала его: Амалия. В чём-то я даже понимала Кэри. Она была из тех людей, которые строят глазки тебе в лицо, откровенно мечтая отвернуть голову как-нибудь по-тихому, нож под рёбра вогнать так, чтобы ты не заметил раньше, чем нужно. Прекрасно знают, что это видно, и всё равно продолжают улыбаться. В честь чего это у них, интересно, утренний обмен любезностями?
– И что, ты звонишь поздравить меня с выгодным контрактом? И только-то? Щедро, для такой занятой женщины, – Ланкмиллер фыркнул.
– Да, просто звоню поздравить с контрактом. – Это была ложь, обнажённая, как лезвие ножа. Ложь, которая, судя по голосу, доставляла ей уйму удовольствия. – И заодно напомнить, чтобы ты следил внимательно за всеми другими своими контрактами. Например, со «Змеиным зубом».
У неё был низкий грудной голос – засахаренный мёд. Она любила бесить Ланкмиллера. Видимо, он раньше как-то забавно на это вёлся. Сейчас её рядом не было, и она не могла видеть, как почернели его глаза. Но наверняка она превосходно себе это представляла.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу