Юлианна Спиваковская - Последний танец телохранителя

Aiden Grimshaw – Misty Eye

Каждый раз, когда темнота полностью поглощает меня, я могу чувствовать своё тело и двигаться, как прежде. Появляется тепло, согревающее изнутри, и я чувствую прилив крови и адреналина, что кажется, звоном отдаётся в висках. Но мне не больно. В темноте я счастлив. Я всё тот же уверенный в себе и живущий на полную катушку человек. Я живу, а не существую.

Но с приходом рассвета все исчезает. С появлением света, я снова ощущаю реальность, чувствую безнадегу и беспомощность. Я снова кусок д*рьма.

Устал, никому не могу и не хочу показывать это чувство. Это только моё, меня никто не сможет понять, пусть не пытаются делать сочувствующих и понимающих взглядов. Всё это – херь собачья. Всё, что переживаешь, ты переживаешь один.

Утро. Выезжаю на задний двор. Позади слышится шум, резкий хлопок двери и Король с громким лаем, оббегая кресло, мчится вперёд.

На улице морозно, но уже ощущается приближающаяся весна. Пока Король оббегает территорию, я наблюдаю рассвет, от красоты которого каждый раз по телу пробегают мурашки. Ну, по крайней мере, мне кажется, что по всему телу, я хочу в это верить.

Время будто останавливается. Пёс тихо садится рядом. Раннее солнце освещает поле и немного колышущиеся верхушки деревьев. Снова новый день. Похожий на вчерашний и на все последующие. Радость ночи и умиротворения проходит.

Король начинает тихонько скулить, и я чешу его за ухом. Мы с ним одинаковы, одинокие и каждый сам по себе.

– Знаю паскудник, знаю, что скучаешь. Он скоро приедет за тобой, не переживай. – Пёс, грустно на меня посмотрев, медленно встаёт и направляется в сторону амбара. Он снова будет спать на сеновале, и ждать Макса.

А мне предстоит заниматься моим домом. Это всё, что у меня есть. «Мой дом - моя крепость», – так всегда говорила моя мать, но по моей вине она покинула его. Для неё дом не оказался её крепостью, но он остался моей. С помощью Макса, денег, которые у меня оставались в накоплении, и моих знакомых, у меня получилось восстановить дом. Точнее сделать его специально для меня и под инвалидное кресло.

Вернувшись в дом, наливаю кофе. По телевизору, сменяясь одно за другим, идут утренние шоу, которые мне никогда не нравились – бессмысленные разговоры и советы, которыми и половина населения из-за лени и как принято считать «нехватки времени» не воспользуется. Всё как обычно познаётся на себе, а не по чьему-то совету.

На дне чашки допитого кофе, виднеется небольшой осадок. Пора начинать новый день. С новыми силами и мыслями.

Как всегда обход территории будет с амбара, затем поля и магазинчик. Я загрузил себя работой настолько, чтобы поменьше было времени на себя. Да черта-с-два, кого я обманываю! Я вообще не хочу думать о том, а что могло быть, если бы… Я остался с тем, что имею и должен себя прокормить.

К двенадцати часам с меня уже стекает пот, а желудок настойчиво напоминает о себе. Обед по расписанию, тут никак иначе.

Король уже ждёт у миски, когда я добираюсь до кухни. Тихо смеюсь. Этот прожора будто следит за часами и знает, когда обед.

Я и не тяну. Нам ждать некого. Не часто в моём доме бывают гости, практически никогда. Я – отшельник. Того весёлого и жизнерадостного Питера Дэвиса, что знали люди, больше нет, с тех пор как сестра уехала, забрав с собой мать. У меня нет теперь семьи.

В доме тишина, слышится только чавканье Короля и тихий жужжащий звук включённого газа. Выключив газ, наливаю бульон в тарелку.

Макс женился. Не могу поверить, что он наконец-то справился с собой, смог измениться. Это же Макс с его принципами! Хмыкаю себе под нос. Как же она его окрутила, прямо приструнила его. Я так долго его знаю, но не был до конца уверен, что он всё-таки решится на этот серьёзный шаг.

Черт.

Ложка падает на пол и несколько капель горячего бульона капает на мои чертовы онемевшие ноги. И я ни хрена не чувствую! Бл*ть! Как же я это всё ненавижу!

– Успокойся Пит, – говорю сам себе, закрывая глаза, – ничего не случилось, всё как обычно. – Делаю вдох и долгий выдох. Злость из-за беспомощности уходит. Я спокоен и контролирую свои эмоции. Это всего лишь ложка и вода. Ничего серьёзного.

Вытираю салфеткой штаны, но они безнадёжно испачканы жирным пятном и требуют стирки. Эта грёбанная безысходность.

Убрав со стола и переодевшись в чистые брюки, возвращаюсь в амбар. Ещё у четырёх лошадей остались не вычесанными гривы.