Нина Баскакова: Ты в моих руках [СИ]

— Лисенок! — Дест толкнул дверь, у которой была сломанная защелка. Кровь в раковине. Алиса сидела с пустым взглядом. Он вздохнул. — Зачем?

Она не ответила. Пьяно улыбнулась ему. Дест отобрал у нее бритву. Осмотрел порез. Царапина. Его больше пугало состояние Алисы…

Одежда все равно была испорчена пятнами крови. Дест прямо в ней и запихнул Алису в душевую. Алиса не сопротивлялась. Она словно впала в сонное состояние. Дест включил холодную воду. Жалкая. Мокрая, с дрожащими губам и волосами, с которых ручьями стекала вода. Куда делась его Лисичка? Он помнил ее серьезно. Она часто была именно такой. На работе цепляла дежурную улыбку, но стоило ей выйти с работы, так серьезность возвращалась. Дест почти не помнил ее смеющейся. Улыбающейся искренне. Один раз. На свадьбе. Она была счастливой. Даст тогда даже позавидовал ее жениху. Руки тогда потянулись к фотоаппарату, но он не смог запечатлеть на память ее улыбку. Приревновал. Потом жалел об этой минутной слабости. Лисичка хорошо бы получилась на фотографии.

— Выключи, я замерзла, — попросила Алиса. Дест перекрыл воду и сел перед Алисой на корточки.

— Я могу тебя оставить на минуту? Хочу принести тебе полотенце. Ты не наделаешь глупостей? Лисичка, я жду ответа.

— Не наделаю, — прошептала она, посиневшими губами. Алиса дрожала, как осиновый лист.

— Я сейчас приду, — сказал он.

Несколько минут, чтоб взять из комнаты полотенце и вернуться. Еще в коридоре Дест услышал звук льющейся воды. Быстро зашел в ванную. Алиса стояла в душе, под горячей водой. Пар наполнял душевую кабину. Оседал на ее стенках, делая почти непрозрачной. Алиса сняла одежду, которая теперь валялась у нее под ногами черным пятном. Он видел лишь силуэт своей Лисички и не мог пошевелиться. Красивая. Его. От этой мысли на душе становилось тепло. Правильно, что он решился на этот шаг. Дест давал ей шанс. Она им не воспользовалась. Это не его вина. Он мог бы отвернуться. Заставить вновь вернуть расстояние, что разделяло их, но не мог оставить Лисичку одну. Ей нужна была помощь. Несколько шагов до кабины. Она их услышала. Подняла голову. Взглянула на него. Выключила воду. Открыла дверцу кабинки.

— Замерзла, — сказала она, выжимая волосы. Они закрывали ей плечи. В мыслях Дест уже представлял, как они выглядят распущенные и высохшие. Должно неплохо смотреться. Он протянул ей полотенце, скользя взглядом по обнаженной фигуре. Алиса потупила глаза и постаралась побыстрее замотаться в полотенце, чтоб скрыться от взгляда Деста. Попыталась выбраться, но ее зашатало. Дест поймал ее. Близость ее тела будоражала. Он в детстве так подаркам не радовался. Даже когда ученую степень получал столько эмоций, сколько сейчас от одного ее присутствия. Не удержался. Коснулся губами ее щеки. Разгоряченная горячей водой кожа так и манила.

Алиса всхлипнула. Мышцы напряжены. Она стояла, как каменная статуя. Но при этом была горячей. Дрожь волной прошлась по ее телу. Дест понимал, что это из-за стресса и холода. Но можно представить, что от желания. Хотя обманывать себя он не хотел. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Дест с трудом заставил себя отойти от нее. Алиса облегченно выдохнула.

— Не бойся, — прошептал Дест. — Надо твою царапину обработать.

Она шла за ним, как привязанная. В комнате Дест достал из сумки аптечку. Алиса села на собранный диван. Царапина глубокая, но мазь с ней справится. Напоследок Дест залепил ей запястье заживляющим пластырем. Алиса наблюдала за его действиями, но он не мог сказать ей действительно интересно или она это делает машинально?

— Почему не получилось? — тихо спросила она.

— У человека хорошо развит инстинкт самосохранения. Он активируется в сложных ситуациях, заставляя выживать в экстремальных условиях. Человеку чуждо стремиться уничтожить самого себя. Это может случиться лишь из-за сбоя в голове. У тебя был такой сбой, но программа быстро восстановилась.

— Говорите, как будто мы роботы, — продолжая смотреть на свои руки, ответила Алиса. Он сел перед ней. Взял ее руки в свои.

— У роботов есть программа, которую они выполняют. Человек задает эту программу. Он решает что делать работу, а что нет, — ответил Дест, гладя большими пальцами ее ладони. — И роботы не могут чувствовать, в отличие от нас.

— Мы начинаем утрачивать эту способность. Я слышала, что скоро эмоции атрофируются за ненужностью. Они ведь только мешают жить. Было бы здорово ничего не чувствовать. Жалость, сожаление, сердечная боль — все это пропадет, как зависть и ненависть.