Яна Егорова - Русский [СИ litres]

– Ты из-за этого?!

Я вспылила, реально вспылила, но все еще не могла вырваться из его железных рук.

– Забудь! Если ты хочешь жениться из страха, что я залечу…

– Нет. Жениться на тебе я хотел еще до того, как между нами что-то случилось. Ты не поняла, моя маленькая. Я не предохранялся осознанно. Я ждал тебя. Долго. Говорил тебе об этом уже. Вспомни. Я не боюсь твоей беременности. Ты не поняла. Я хочу ее больше всего на свете. Делал и сделаю для этого все.

Папа приехал совсем поздно. Самолет задержали, потом ему пришлось заехать в гостиницу и только тогда к нам. Все это время, все эти часы мое сердце не переставало бешено колотиться. И после слов, услышанных от Андрея и от ожидания того, что должно произойти.

Я хотела и не хотела этого разговора. Переубеждать Соколова – все равно, что переубеждать безмолвную скалу. Он решил, и он так сделает. Так было с первого дня нашего с ним знакомства. Эти часы ожидания я просидела на диване в гостиной квартиры, ранее принадлежавшей его деду. Такому же боевому и честному, как и сам Андрей. Не совру ни капли, если скажу, что меня трясло. Мелкой такой, отвратительной дрожью. Внутри моего тела словно схлестнулись два борца сумо. Один отстаивал версию – бежать. Оставить Андрея и дать ему возможность стать счастливым с нормальной девушкой. Другой же, и мне так показалось, более сильный, отстаивал самый эгоистичный вариант развития событий. Смириться и поддаться чувствам, которые никак не отпускают меня на свободу. Отдаться мыслям о нем и утонуть в его любви, которой он пытается залить меня с головой все время нашего знакомства.

А еще не давала покоя мысль о том, что он сказал. Знал? Делал намеренно. Хотел, чтобы я забеременела. Что-то здесь не вязалось. Вроде бы все понятно. Бывает же любовь с первого взгляда. Люди говорят об этом. Но… Он меня совсем не знает. Ну, допустим, даже если он меня видел когда-то раньше. И что? Девчонок красивых полные улицы. Добрых, заботливых. Взять хотя бы ту же сегодняшнюю Машу. Как она вешалась к нему на шею? Готова была выпрыгнуть из своих брюк. Даже на больную маму наплевала. Женщины сходят по нему с ума. Ему же внезапно понадобилась капризная, ненормальная. Почему? Вот здесь… Вот именно это, пожалуй, и не складывалось, не монтировалось с теми чувствами, которые он демонстрирует. И у меня почему-то нет ни малейшего сомнения в том, что чувства эти искренние.

На стене тикали старые, деревянные часы. Они были без кукушки, но с боем. Гулко так бумкали каждый час. На полу, на старом паркете виден след от некогда лежавшего здесь ковра. На креслах были покрывала. Думаю, его дед, в отличие от внука, был аккуратистом. Из деревянного окна чуть сквозило. Еще только осень, но по вечерам холод чувствуется довольно прилично. Пожелтевшие занавески на окнах. Старая ткань от времени лишь изменила цвет, но совсем не износилась. В витрине портрет деда Андрея. Статного военного…

В дверь позвонили! Мое тело мгновенно выдало весь уровень накалившихся нервов – подскочила на диване. Хорошо, хозяин дома был у себя в комнате, уже минут двадцать разговаривал с начальством по телефону. И это он. Немногословный Соколов!

Момент, между тем, как тряслась на диване и тем, как вдруг оказалась перед входной дверью – выпал из моей памяти.

– Привет, доченька, – папочка поймал меня еще на входе и прижал носом к своему дорогому костюму.

Сколько его помню – он всегда так одевался. Или больничный халат, или баснословно дорогой костюм, как будто он не хирург, а как минимум миллионер. Но я лукавлю, от последнего он не настолько далеко.

– Ждете? Я тут кое-что к чаю привез. Ты помнишь, из моей коллекции, – он протянул мне черный пакет, в котором, судя по тяжести, была стандартно бутылка дорогого чего-то и как закуска – конфеты. Зная его, это был Париж или Лондон. Ниже папа не летает в подарках от своих пациентов. При этом вино или коньяк всегда коллекционные, а шоколад от знаменитых шоколатье. Никакого сравнения с моим… с Андреем.

– Хорошо, папа, проходи.

В первые минуты мне откровенно повезло, Соколов, судя по всему, еще не завершил разговор по телефону и не слышал, что кто-то пришел. Папа прошел в гостиную прямо в ботинках. Именно так он привык. В нашей квартире всегда прибиралась уборщица, и обувь мы снимали в очень редких случаях и то, исключительно зимой. Летом, осенью и весной, до снега и холодной погоды – все по дому перемещались в уличной обуви. Разумеется, квартиру отца не сравнить с наследством Андрея. Скромная трешка, пусть и в Москве, но без ремонта, без дорогой мебели и обслуги.