Марина Суржевская - Двериндариум. Живое

– А Кристиан? Я могу увидеть брата? И вернуться домой?

– Вы покинете лечебницу, как только леди Куартис даст разрешение. А навещать Стита сейчас бесполезно. Он видит наведенный сон и вас не узнает.

И, не прощаясь, Верховный сгреб со стола листы, сунул их в карман и стремительно удалился.

А я осталась, кусая губы и пытаясь утихомирить отчаянный стук сердца.

Стивен Квин постоял, задумчиво рассматривая дом на улице Соколиной Охоты, который ничем не выделялся в ряду таких же аккуратных и уютных домов для обеспеченных учеников, февров и наследников старшего рода. Фасад из красного кирпича, белые ступени с резными перилами и навесным козырьком, строгие рамы окон, черепица на крыше и кусты остролиста вдоль стен. Красивый дом, красивая улица.

Февр раскрыл серебряную застёжку своего левого браслета, чуть прищурился, выдохнул, и его зрение изменилось. Все изменилось. Дом окутался линиями и узорами изменения. Они были везде. Стекали по стенам, струились по крыше, извивались вдоль ступенек и ползли по стволам деревьев. Каждый предмет, каждый камень или растение, которого коснулась рука двери-аса, сохраняет этот след. След изменения. Люди не в силах видеть бесконечную паутину, которая оплетает Империю, а вот февр Квин мог… Следы Мертвомира, вот что это было. Серые, словно пыльные нити, зависшие по углам заброшенного дома. Стивен медленно шагнул на ступеньки дома. Паутина была и здесь. Изменения для долговечности, изменения для защиты. Последних было больше всего – Стит позаботился о безопасности своего жилища.

Правда, все его предосторожности были бесполезны против Верховного февра Двериндариума.

Этот Дар порой причинял Стивену истинное мучение. Проклятая паутина Мертвомира, которая опутывала и его, тянулась со всех сторон, сбивала с толка. Она окрашивала мир в пыльный серый цвет, гасила свет солнца и даже яркий летний день превращала в пасмурную тревожную хмарь. И с каждым днем этой мерзкой паутины становилось все больше. Иногда Стивену казалось, что она его душит – опутывает, пеленает, словно младенца, затягивается удавкой на шее. И даже запирающий браслет не всегда справлялся с проклятым Даром.

Но он же делал Стивена столь ценным февром. Вместе с картой Двериндариума Дар видеть следы Мертвомира сделал его Верховным.

Февр повел рукой, стряхивая тонкие нити защиты с двери дома. Кожу кольнуло, но и только. Вошел. Хмыкнул одобрительно – красиво. Уютно. Стивен редко бывал в гостях у Стита, хотя практически заменил ему семью. Он прекрасно помнил день, когда Кристиан-Стит впервые приехал на остров. Тогда он был совсем мальчишкой…

Но Стит не любил гостей и со своими печалями предпочитал справляться в одиночку. Даже тогда.

Верховный неторопливо осмотрел гостиную и поднялся на второй этаж. Толкнул ближайшую дверь – как он и думал, это была комната девушки. Об этом говорил и мягкий ковер на полу, и балдахин, и светлое покрывало. Служанка навела порядок, подготовив комнату к возвращению хозяйки, стерла пыль и развесила вещи, но Стивену хватало иных следов. Он обвел комнату внимательным взглядом. Так-так… Паутина изменения вилась вокруг светильника, вокруг стопки книг из Белого архива, занавесью висела на окне – защищала от вторжения. Не то…

А это что?

Над балдахином тоже покачивалась паутинка – тоненькая, почти незаметная.

Квин обошел кровать, пытаясь добраться до хитрого тайника. Пришлось встать коленями на кровать и просунуть руку между изголовьем и тканью. Пальцы нащупали острые грани – флакон? И что-то еще – округлое, шершавое.

Вытащив оба предмета, Стивен подошел к окну, чтобы рассмотреть находки. Небольшой флакон с жидкостью и тубус. Оба предмета оплетает паутина изменения, оба изготовили двери-асы. Верховный начал с флакона. Осторожно откупорил, понюхал. Посмотрел на свет, внимательно разглядел паутину-след. Флакон был изготовлен в этом году, а жидкость совсем недавно – ее срок не больше двух месяцев. Запах знакомый, февр знал, что это. Жидкость для изменения цвета радужек.

– Как интересно, госпожа Левингстон, – хмыкнул февр Квин безо всякого удивления.

Отложил флакон и поднял тубус. Эта вещь была гораздо старее. И паутина изменения на ней оказалась занятной. Настолько занятной, что февр поднял изумленно брови. И ощутил, как дрогнули пальцы – то ли от страха, то ли от предвкушения. Странное изменение…

Верховный рывком открыл крышечку, вытряхнул свернутый лист. И замер. Сердце остановилось. Он мог бы поклясться, что оно перестало стучать и целую минуту молчало, не в силах сделать живительный удар. И может, от этого так заболело под ребрами. Серый лист, такой хрупкий с виду, был надежно защищен от порчи и разрушения. И это изменение оказалось удивительно красивым, не паутина – серебряная сеть, покрывающая чужой портрет.