Олег Рой - Три цвета любви

Улыбка сделала его лошадиное лицо очень даже симпатичным. Нет, правда, удивительно, как простая улыбка может изменить человека.

— Не то чтобы специально. Но возможности такой не исключал.

Леля — нет, Алекс, Алекс! — вместо того чтобы привычно растеряться и залепетать что-то невнятное, лишь вздернула (вопросительно и довольно высокомерно) левую бровь: извольте, мол, сударь, объясниться.

Игорь Анатольевич опять улыбнулся, почти смущенно:

— Это кафе мне давно нравится. Камни, ветер, море — все такое дикое, средневековое. И вдруг эти навесы полосатые. Очень освежает.

Фразы насчет «неисключенной возможности» это совершенно не объясняло. И Леля-Алекс, подчеркивая свое ожидательное недоумение, в дополнение к поднятой брови чуть повернула голову.

— Ах да! — Господин адвокат понял ее мимику вполне. — Я вас в городе видел. Днем. Случайно, честное слово. — Он прижал руку к тому месту, где полагалось бы находиться сердцу (только откуда оно у преуспевающего адвоката?). — Чуть не подошел, но вы так азартно общались с какой-то пожилой синьорой, что мне неловко стало отвлекать.

Пожилая синьора — а если без дураков, то попросту старуха, косматая, в пестрых юбках и залихватски повязанной через лоб дырявой шали с длиннющими кистями — пыталась всучить Леле какой-то амулет. Или сувенир, который станет для нее амулетом? Кажется, именно на этом настаивала обладательница «пиратской» шали. Она тараторила, размахивала руками, юбки, хвосты шали и выбивающиеся из-под нее седые космы развевались — и, кажется, процесс торга увлекал старуху куда больше возможного результата. После десяти минут спора (действительно азартного) на смеси английских, французских, русских и совсем чуть-чуть итальянских слов Леля решила, что эта старуха напоминает вовсе не ту, страшную, питерскую, что грозила ей карами небесными, а другую — парижскую, продававшую альбом в серой кожаной обложке, так внезапно после пропавший. Еще минуты через две в Лелины руки перешла крошечная примитивная статуэтка (больше похожая на обточенный морем кусочек мрамора, нежели на творение рук человеческих), а старуха стала богаче на несколько евро.

С одного боку «статуэтка» напоминала потягивающуюся наяду, с другого — улыбающуюся собачью морду, с третьего — сидящую по-собачьи лошадь (ну или ослика, подумалось вдруг Леле). В общем, с каждой стороны камешек «показывал» что-то разное.

Сейчас, когда адвокат напомнил Леле про тот комический торг, она засмеялась.

— Вот, — и поставила перед собой осло-собаку. — Старуха уверяла, что это сильнейший магический амулет. Правда, я ее не очень-то понимала, по-итальянски я ладно если два десятка слов знаю.

Игорь Анатольевич осторожно погладил розоватый, в прожилках камешек.

— Теплый… — как будто удивился он.

Леля опять засмеялась:

— Ну так в кармане лежал, нагрелся. Ясно, что старуха таким образом просто на хлеб и кьянти себе зарабатывает, окучивая доверчивых туристов. Но камешек действительно приятный. Правда?

Не то чтобы Лелю сейчас хоть сколько-то заботило мнение случайно встреченного дальнего знакомого. Но… паломничество же. На самом деле в нем нет места случайностям!

— Вы удивительная, — сказал вдруг Игорь Анатольевич. — Простите, конечно, я не должен этого говорить. Но вы и вправду удивительная. Такая хрупкая, кажется, одним неловким взглядом убить можно, и в то же время совершенно… я не знаю, как это точно сказать… непобедимая. Вы знаете, что алмаз, в переводе с персидского, кажется, означает непобедимый? Но алмаз-то, при всей его твердости, разбить нетрудно… В Древнем Риме столовое белье — ну там скатерти, хотя я даже не знаю, были ли у них скатерти, салфетки-то точно были — вот их ткали из асбеста. Он вообще-то камень, минерал, но волокнистый, и вот они из него делали ткань. Мы столовое белье стираем, а они эти свои салфетки бросали в очаг. В огонь то есть. И салфетка становилась чистой, как будто ее только что соткали! Потому что вся грязь сгорала, а асбест не горит. И мне почему-то кажется, что это вот — про вас.

Прежняя Леля растерялась бы, даже испугалась, быть может, нынешняя же Алекс, оценив комплимент, ни рассыпаться в благодарностях, ни бормотать «что вы, что вы» не стала. Помолчала немного, улыбнулась благосклонной улыбкой королевы, перед которой один из рыцарей-стражников (которые все, конечно, на одно забрало) швырнул в грязь бархатный плащ, чтобы Ее Величество могла пройти, не запачкав туфелек.