Виктория Егорова - Служанка двух господ

— А как своему будущему начальнику охраны, — продолжил племянник, а моя челюсть отвисла еще ниже, — приказываю никогда больше ее сюда не пускать.

Лехина рука тяжело легла на мое плечо. Я сжалась. Бывают моменты, когда соблюсти достоинство не представляется возможным. Что бы я сейчас ни сделала, что бы ни сказала — все сыграет против меня. Не пытаясь даже пригрозить возмездием или изобразить презрение, я вышла из комнаты, из дома, со двора, прочь — по внезапно враждебной улице.

И остановилась только у дома Виктора. Но в отличие от Али не припала к окну, а смело позвонила в дверь. Открыла жена. Самая обычная. И даже нижняя пуговица на халате оказалась оторванной. Посмотрела на меня с удивлением:

— Виктор Николаевич не принимает дома.

— Я по личному делу, — ничуть не смутившись, ответила я.

Она улыбнулась. Будь я хоть немного в состоянии воспринимать юмор, посмеялась бы вместе с ней. Но мне было не до изящных парадоксов. Поэтому я шагнула в прихожую, буквально сметая хрупкую женскую фигурку со своего пути.

— Он все равно не сможет с вами поговорить! — крикнула она вслед.

Но я не слушала. Миновала коридор, толкнула дверь, из-под которой пробивалась полоска света, и чуть не споткнулась о диван, слишком большой для этой маленькой комнатушки. На диване лежал Виктор, в носках, разумеется — дурно пахнущих, и дорогом костюме. Костюм украшали жирные пятна, такие же, как у меня.

— И давно он уснул? — спросила я.

Жена, опомнившаяся от моего натиска, нарисовалась в дверном проеме.

— Минут десять назад, — спокойно ответила она.

— Опоздала! — воскликнула я с досадой.

— Вы думаете, десять минут назад он был в состоянии разговаривать? — она не скрывала сарказма, но я не стала упражняться в красноречии. Прикинула, сколько часов я проспала сегодня после одной бутылки водки, представила, сколько таких бутылок мог выпить Виктор, вздохнула и уселась у него в ногах — дожидаться пробуждения.

Всего за одну весну мой мир дважды рушился. И хотя нынешнему миру всего пара месяцев от роду, потерять его оказалось больнее, чем десятилетний московский. Тогда у меня оставался Генка, верный друг, еще не оценивший свое дружеское участие в десять тысяч долларов, теплое тетино плечо, безропотно подставленное под мою склоненную голову. А теперь? Хороший дом в провинциальном южном городке, да толика долларов, да квартирка в Москве, да счет в далеком Цюрихе. И тетино проклятие. И белое лицо Сергея Владимировича. И наглая улыбка племянника. И пьяный Виктор в придачу к безумным Алиным глазам. А все вместе — одиночество. Груз, который мне совсем не хотелось нести. Поэтому я не успокоилась, а решила докопаться до истины. И доказать всем, что я хорошая, а потому заслуживаю их любви и уважения (в придачу к дому и долларам, разумеется). Сделать это будет непросто, но я постараюсь. А пока — немного отдохну.

И я постаралась устроиться поудобнее, залезла на диван, положила голову на спинку, а носки, вместе с ногами, протянула по направлению к носу Виктора, — авось, унюхает и проснется. Жена, внимательно следившая за моими телодвижениями, не выдержала и пригрозила вызвать милицию.

— Вызывайте, — беспечно махнула я рукой, — приедут менты и увидят, что я мирно сижу на диване, дожидаясь пробуждения своего друга. А вы орете, как банальная ревнивая жена. Развернутся и уедут. А соседям развлечение.

Я зевнула, давая понять, что разговор окончен. Но моя собеседница не унималась.

— Я вызову не милицию, — почти прошипела она, давясь бессильным гневом, — я вызову психиатрическую бригаду.

Тут я искренне засмеялась.

— Представляю, как будут веселиться врачи, когда за один день упекут в психушку сразу двух пациенток вашего мужа.

Против такого довода жена оказалась бессильна. Она постояла еще немного в дверях, а потом ушла. Даже свет потушила. Я и не заметила. Потому что закрыла глаза в нелепой попытке сохранить достоинство и здравый смысл.

Даже сейчас, спустя несколько месяцев после всего происшедшего, я не могу понять, почему я пришла к Виктору, а не отправилась домой — собирать чемодан и наматывать сопли на кулак. Тогда мне это казалось логичным и единственно возможным действием: раз Виктор не стоит за креслом племянника, дожидаясь своей доли при разделе пирога, значит, я могу ему доверять. И он поможет мне разоблачить племянника перед Сергеем Владимировичем. Нет, ну должен же он, Сергей Владимирович то есть, понять, какой сволочи он оставляет город. Одно дело — нецелевое использование казенных денег или, к примеру, контрабанда черных и цветных металлов через местный порт, и совсем другое — организация убийств девочек-подростков руками больной племянницы с целью заполучить этот самый порт в личное пользование. В конце концов, есть же вполне цивилизованные методы: наемные убийцы, или смена собственника с привлечением ОМОНа, или подкуп депутатов городского законодательного собрания… Другие же как-то справляются. Так я рассуждала, пытаясь пристроить больную голову на жесткой спинке дивана. И за этими рассуждениями упустила возможность хотя бы дотронуться до Виктора, погладить его по голове. Ну, вы меня понимаете… Впрочем, грязные носки в тридцати сантиметрах от моего носа не способствовали проявлениям нежности. Все-таки до чего безразличные нынче жены пошли: укладывают пьяных мужей спать, не сняв предварительно с них носки! Так, размышляя попеременно то о способах отомстить племяннику, то о том, не снять ли мне эти носки самой, я задремала. Проснулась от вибрирующего звука в районе груди. Долго хлопала руками по джинсовой курточке, мучительно соображая, чье сердце — мое или Виктора — разрывается в ночи Моцартовой серенадой, пока не вытащила надсадно дрожащий мобильник.