Сергей Теньков - Любовники Летучей Мыши

«Какая прелесть! Спасибо!» – Лика принимает букет, который очень идет к ее белому плащу и милым кудряшкам. Наслаждаясь дорогим ароматом, прячет в нежных лепестках свое, подведенное голубым, лицо. Почему Белецкий только сейчас понял, что с женой из его жизни навсегда исчезнут цветы, не будет таких роз?

Заговорил торопливо, заметно волнуясь:

– Давай сегодня вечером встретимся! Я должен сказать тебе что-то очень важное…Очень-очень! Важное-преважное! Для нас обоих! Я был не прав! Теперь все будет по-другому! Поверь…

Не отвечая, Лика с букетом проходит к машине. На мгновение останавливается, короткая пауза, потом, не оборачиваясь, решительно швыряет цветы в лужу под колеса. Охранник захлопывает дверь. Газанув, директорский лимузин резко срывается с места.

Опять начался ливень.

На автостанции царила обычная летняя суета и неразбериха. Сердито толкая друг друга грязными до отказа набитыми мешками, корзинами, пузатыми рюкзаками, отъезжающие перебегали от автобуса к автобуса в поисках нужного маршрута. Следуя суровым законам конспирации, озорники из диспетчерской почти каждый день меняли таблички с номерами и направлениями автобусов, добавляя загадочные литеры «Д», «К», «Э», тасуя, перемешивая места посадки. И что же, они правы: бардак – это вовсе не отсутствие порядка, это и есть высший порядок, причудливая, бесконечно переменчивая субстанция окружающего нас мира…

Прикинувшись человеком толпы, с таким же, как у всех, злым озабоченным лицом, Золотая Пуля тоже побегал по автостанции, тревожно задавая встречным-поперечным дежурные вопросы, пока его не затолкали в убогую дорожную разливайку. Вот он, готовый на все вопросы ответ. Кстати, отличный способ убедиться в отсутствии «хвоста»; если за ним следят – даже самые опытные шпики потащатся через толпу следом, будут вынуждены повторять все внезапные виражи и фигуры высшего пилотажа объекта наблюдения, примелькаются, выдадут себя.

В разливайке-бистро, рядом с единственным свободным столиком, от руки аляповато написанное черным фломастером объявление: «Приносить с собой строго запрещается!». От безнадежно черного по белому накатила скорбь, захотелось холодного пива, горячих сосисок, зеленого консервированного горошка. За окном медленно проехала, хитро подмигнув маячком на крыше, полицейская машина.

Догадливая официантка сразу поставила на столик уже распечатанную бутылку с какой-то жидкостью, два стакана:

– Пиво закончилось, а из закуски – только спинка минтая, у нас холодильник не работает…

«А ты хороший! Добрый такой пацанчик…» – объяснила появление на столике второго стакана, сразу подсевшая к Золотой Пуле незнакомка с нарисованным дешевой косметикой лицом.

Золотая Пуля и сам сидел с приклеенными еще дома перед зеркалом молодежными озорными усиками, с перекрашенной на всякий случай шевелюрой. Правда, последнее время, закупленные местной полицией, по дешевке крупным оптом, видеокамеры наблюдения начали давать сбой. Призванная успокоить запуганное население, эта крупнозернистая оптика из Поднебесной вместо четких фотопортретов расплодившихся уличных грабителей, хулиганов и воров принялась выдавать на гора какие-то сюрреалистические, со смазанными контурами, изображения обитателей параллельных миров. Хорошо различимыми были только головные уборы – нахальные братковские кепочки, надвинутые на глаза бейсболки в комплекте с бейсбольными битами, балаклавы с прорезями для глаз и даже детские в цветочках панамки. Об остальном можно было только догадываться. Хотя нет, на многих знаменитые шварцнегеровские черные очки – «асталависта, бейби!» – особая примета.

Но уж раз в наследство от бабушки достался гримерный набор для малой сцены академического театра, то грех всем этим не воспользоваться, тем более в том деле, которым занимался Золотая Пуля. В конце концов вся наша сегодняшняя жизнь – это плохонький любительский театр абсурда, режиссура так себе, зрителей нет – все актеры, так почему бы не сыграть свою роль лучше других…

Разливайка, где заседал Золотая Пуля, имела два преимущества: здесь был кондиционер, а через большое окно хорошо просматривалась камера хранения, если приглядеться, то угадывалась и заветная ячейка № 27. В обществе новой, грубо намакияженной, знакомой четверть часика можно спокойно, в прохладе, посидеть, через окно понаблюдать за ячейкой и вообще за обстановкой. Если 27 номером интересуется кто-то еще, то он непременно проявит себя.