Мэри Стюарт - Не трогай кошку

Ощупывая темноту, моя рука коснулась какой-то плотной ткани. На мгновение сердце упало, и я подумала, что это он, что я коснулась его рукава. Потом через свободные складки я нащупала деревянные ворота. На воротах висела какая-то одежда. Мой мозг определил это раньше, чем пальцы ощутили рубчатую шелковистую поверхность тяжелой ткани: сутана. Сутана, которую я видела на нем и которую он бросил здесь, выбегая из церковного двора... Вина и стыд. В самом деле, он мог чувствовать что-нибудь такое, если недавно был в ризнице, пытаясь открыть замки, которых не должен был трогать, унося что-то такое, что скрывал от чужих глаз.

– Что это? Это ты был в церкви? – резко спросила я.

Но ответа не последовало. Образы померкли. Он удалялся.

В то же мгновение я услышала совсем рядом шаги, спешащие по кладбищенской траве прочь от меня. Наверное, он все время стоял, не двигаясь, за стеной тисов.

– Любимый? Любимый!

Он не слушал. Шаги ускорялись. Я уловила легкий гул и дрожание проволоки, натянутой поперек пролома в стене между церковным двором и садами поместья. За проломом были заросли кустарника и дверь в старый, огороженный высокими стенами сад с оранжереями. И теперь за чернотой деревьев я увидела, как ночь постепенно начинает серебриться. Вставала луна. Через мгновение она поднимется над деревьями, и будет довольно светло.

Рядом со мной между тисами был просвет, я бросилась туда и побежала по траве через кладбище. Мертвых это не обидит: мы давно знаем друг друга. Я знала каждую могилу и имя на ней, как все книги на полке у нас в детской. Я добежала до пролома в стене как раз в тот момент, когда показалась луна и проволока заблестела в ее свете. Я положила руку на проволоку – металл еще гудел. Я пробралась через заросли кустарника – бузина и молодые ясени, одичавшая малина, силки из стелющегося по земле плюща, а где-то впереди пряная сладость любви нежного друга. Налетев на выросшую по колено крапиву, я выругалась про себя и нырнула вперед, на притоптанный мох, где была тропинка к огороженному саду. Ворота в стене были распахнуты, и на яблонях в глубине сада отсвечивала луна. Я остановилась у пологих скользких ступеней.

Через весь сад, с востока на запад, протянулись ряды яблонь, подпорки под их ветвями напоминали жесткие корявые руки. Луна, как галеон на попутном бризе, вынырнула из-за бука, осветив ряды цветущих деревьев, и их тени протянулись поперек прохода. Все было неподвижно, лишь ветерок шевелил ветви высоких деревьев за стеной, играя тенями на блестящих крышах теплиц.

Потом я увидела его – второй раз за эту ночь. Но по-прежнему это была не более чем высокая тень, тающая в других тенях. Он тоже остановился и стоял под прикрытием дальних ворот. За ним лежал парк с розами, а дальше лабиринт и яблоневый сад, где стоял мой коттедж, и луга за прудом, откуда дорога вела в деревню.

Я поколебалась. Он должен был знать, кто преследует его. Если он хотел встретить меня, то просто подождал бы. И вдруг я поняла – он ждал меня! Я слишком долго пробыла в церкви. Там, у ворот, он не мог ошибиться в моем отклике, и теперь, стоя, как и я, в лунном свете, наверное, увидел меня и понял, что я шла за ним.

Я была уверена, что он смотрит на меня. Послышался скрип открывающихся ворот в дальней стене, а потом все затихло. Я стояла, стараясь совладать с дыханием и открыть сознание, чтобы снова войти с ним в контакт. Но напрасно, я лишь ощутила путаную смесь радостного возбуждения, удивления и вины и снова задумалась, на этот раз без упрека, что же он делал в церкви. Так или иначе, но я была с ним, должна была быть. Я послала ему всю свою любовь, потребность в нем и ожидание. Ответ пришел яснее, чем шум ветра в ветвях:

– Нет еще. Верь мне. Еще рано.

Снова послышался скрип, и садовые ворота захлопнулись. Засов упал. Я осталась в саду одна.

Я поплелась назад и, дойдя до церковного двора, обычным путем направилась к ферме. Слева показались амбары и сараи, а справа на фоне лунного неба торчали трубы самой фермы. Она пустовала с тех пор, как были проданы прилегающие земли, не входящие в траст. Фермер, купивший землю, нашел ее неподходящей для возделывания; он также не удосужился отремонтировать дом, и в результате тот несколько лет пустовал. Его использовали под склад, а иногда в нем даже держали скот. Здесь устроили насест куры, а под крышей вили гнезда ласточки. Рядом, резко контрастируя с запустением, стояли два коттеджа, все еще принадлежавшие Эшли. Белые стены отражали лунный свет, в ярко освещенных окнах виднелись веселенькие занавески.