Елена Арсеньева - Мышьяк за ваше здоровье

– Жизнь спас?! – ахнула, помнится, Марина. – И как же это вышло?

– Да вот так же, как вы Петра спасли: по нечаянности. Мы гуляли в лесочке, припозднились. А зашли очень далеко, километров за пять. Возвращались уже в сумерках, ну и, чтобы не блуждать по лесным тропам, вышли на окольную дорогу. И вдруг сзади послышался шум мотора. Оглянулись – приближается автомобиль, но у него только одна фара горит, причем свет из нее такой странный льется, как бы мертвенный, неоновый. Жуткое зрелище, хотя вроде бы что особенного – ну, разбили люди где-то фару… Петр, словно почуял недоброе, меня с дороги оттолкнул, сам отпрыгнул. «Тихо!» – говорит. И только мы успели затаиться, как автомобиль промчался мимо. Они нас не заметили, на наше счастье. Иначе… не знаю, что было бы.

Машина вдруг начала тормозить и остановилась. Петр меня удержал – сиди, мол, тихо! Да я сама от страха шевельнуться не могла, даже от комаров забыла отмахиваться. Слышим, дверцы открылись, выходят люди, переговариваются… и вдруг выстрел! Другой! И тут завыла сирена. Милиция проснулась! Эти раз – в машину, и та рванулась, исчезла.

Я говорю: «Петя, ради бога, бежим!» А он: «Я хочу посмотреть, что там». Уж я ему и так и этак: давай, дескать, уйдем, ну зачем связываться с милицией, ведь ты-то знаешь, они, если вцепятся, не отвяжутся! Он меня и слушать не стал. Пошел по обочине. Я следом и каждую минуту жду: вот сейчас вынырнет ментовозка… Но никто не появился. Видимо, дежурная машина просто так мимо проезжала, выстрелов никто не слышал. Или решили не соваться в явно бандитскую разборку. Словом, на дороге воцарилась тишина, я даже слышала, как шуршит песок на обочине под ногами Петра. И вдруг шаги затихли. Я поняла, что он подошел к этим… убитым. И так страшно мне стало, помню, одной! Я рванулась вперед, подбежала, смотрю, он стоит над двумя неподвижными телами… То есть один лежал неподвижно, как-то особенно неподвижно, сразу видно – мертвый. А другой чуть шевельнул головой, открыл глаза и прошептал… он прошептал: «Я Серега Лукьянов… Лукьянов моя фамилия… Сергей Николаевич…» И потерял сознание.

Анна вдруг заломила руки, опустила голову…

– А почему он вам назвался, как вы думаете? – спросила Марина, силясь казаться спокойной, но дрогнувший голос показывал, что и она не осталась равнодушной к этой истории.

– Потом, уже позднее, Серега – мы его так и зовем, как он сам представился, – бледно улыбнулась Анна, – рассказал, что больше всего боялся остаться безымянным трупом. У них ведь документы отобрали, раздели и бросили в полной уверенности, что убили обоих. А ему повезло: ранения в грудь, в живот, в шею, но, как говорят врачи, «совместимые с жизнью». Конечно, мы просто не могли уйти и оставить его умирать на дороге. Петр достал сотовый, позвонил в милицию и в «Скорую». Мы не сказали, что видели машину, – говорили, мол, просто гуляли и вдруг наткнулись на этих застреленных. На наше счастье, нам сразу поверили…

– А почему вы думали, что вам не поверят? – удивленно перебила Марина. – Почему вы вообще решили, что у вас могут быть какие-то проблемы с милицией?

– Ну так, знаете, обычное чисто человеческое опасение – не связывайся с законом, может боком выйти. Вроде и не виноват, а побывав на месте преступления, чувствуешь себя как-то… ну, как бы замешанным. Вы же понимаете? – чуть ли не умоляюще спросила Анна.

Марина неуверенно кивнула. Она лично не чувствовала себя преступницей ни при каких обстоятельствах… Странно, что эта красивая, ухоженная, благополучная женщина настолько мнительна. Да, в прошлом у нее, конечно, были неполадки с законом. Случайные, но болезненные. Недаром она с такой глухой ненавистью выдохнула: «Вот сейчас вынырнет ментовозка… они, если вцепятся, не отвяжутся!»

– И что случилось потом? – спросила Марина, чувствуя, что сейчас не время и не место копаться в прошлом Анны Манихиной.

– Серегу отвезли в больницу, он лечился, а Петр его навещал. Говорил, что чувствует за него какую-то ответственность, называл своим крестником. Серега, даром что чуть живой был, запомнил человека, который нашел его на дороге, и проникся к Петру особым доверием. Он ведь совсем еще мальчишка, но с детства по приемникам-распределителям скитался. Отец его вроде бы умер, потом мать умерла, он даже толком ничего не знал о своих родителях. Сидел в колонии для малолетних преступников, а только вышел – и опять пошел по старой дорожке. Связался с бандой некоего Васи Хачика. Бог его знает, кто он, и вовек бы не знать. И Серегу этот самый Вася проиграл в карты какому-то убийце. Его и еще одного такого же молодого дурака. А карточный долг, говорят, для урок – это святое. Тотчас бросили парней в машину, отвезли в укромное место и убили. То есть были уверены в этом. Серега не сомневался, если эти люди узнают, что он жив, то разыщут и рано или поздно прикончат. Он вообще не знал, что дальше делать, как жить, куда податься. Ну, как-то так вышло, что Петр предложил ему остаться у нас.