Фредерик Дар - Глаза, чтобы плакать

– Это скоро закончится, – сказала она. – Неожиданная идея мамы. Меня вытащили прямо из постели ради этих съемок с утра пораньше.

Тем не менее Мов не могла скрыть своего явного удовлетворения, разумеется, не от щелканья фотоаппарата, а от официального признания Люсией своего материнства.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, я ведь знаю, в чем дело, – заявил я, выходя из столовой.

В этот момент Мов увидела мое изуродованное лицо.

– Морис, что с тобой случилось? Кто тебя так обработал?

Люсия посматривала на меня улыбаясь. Фотограф, молодой, но уже плешивый парень в велюровом пиджаке, терпеливо ожидал завершения переговоров.

– Кто тебя избил? – настаивала девушка.

– Одна старая больная шлюха, – выпалил я на ходу. Закрывая за собой дверь, я успел-таки со злорадством заметить, как с лица Люсии медленно сползла насмешливая улыбка.

Некоторое время спустя они обе явились за мной на кухню. Я заканчивал завтракать, беседуя о погоде с Арманом, шофером Люсии. Он был мужем консьержки из соседнего дома и не входил в число постоянных слуг. К его услугам прибегали в том случае, когда у актрисы пропадало желание управлять своей огромной хромированной машиной.

– Ступайте готовить машину, – бросила женщина шоферу.

– Она готова, мадам.

– В таком случае спускайтесь и ждите меня внизу.

Шофер ушел, слегка раздосадованный, так как не привык, чтобы им командовали, сам он не считал себя слугой.

Пока я допивал свой кофе, Люсия пустилась в объяснения.

– Извини за то, что тебе пришлось завтракать в одиночестве. Но ты сам понимаешь, что тебе ни к чему фигурировать на наших семейных фотографиях, которые к тому же предназначены для газет.

– Я вас понимаю, – оборвал я ее излияния. – Состоялось великое откровение. Теперь все узнают, что у Люсии Меррер есть дочь. Запоздалое пробуждение материнских чувств.

– Морис, не стоит, – взмолилась Мов.

Чтобы не расстраивать ее, я замолчал. Люсия же лишь пробормотала:

– Молодой человек сегодня встал не с той ноги.

Бросив на нас нерешительный взгляд, актриса собралась уходить, напомнив на прощание о большой международной премьере, которая состоится сегодня вечером.

Кинематограф – это искусство иллюзий и превосходных степеней. Все премьеры обязательно "большие", даже если это фильмы третьего сорта. Ну а премьеры действительно премьерных фильмов непременно должны иметь вселенские масштабы...

Вечер обещал быть "веселеньким", то есть тем, что я называю "вечер рукопожатий", где соберется "весь Париж" в соответствующих туалетах, с журналистами, дежурными улыбками, лицемерными поцелуями, которые будут специально затягивать или повторять для фотографов.

– Послушайте, неужели вы считаете, что с такой рожей я могу заявиться на подобный вечер?

Люсия подошла ко мне и, приподняв указательным пальцем подбородок, принялась внимательно изучать мою побитую физиономию.

– Но это же очень здорово, – в конце концов заявила она. – Ты сведешь с ума фоторепортеров. Надо будет им сказать, что ты явился прямо с репетиции драки из следующего фильма. Я тебе подыграю.

Похоже, она не отдавала себе отчета в том, что говорит, или просто сошла с ума. Уходя, Люсия продолжала радостно бормотать:

– Это просто замечательно! Это так эпатирует!

Наконец мы остались с Мов наедине. С того момента, как мы расстались накануне, произошло немало событий. Мов принялась покрывать мое лицо нежными легкими поцелуями.

– Это она тебя так разукрасила?

– Да.

– За что?

– Я наговорил ей много неприятный вещей, это ее взбесило.

– Из-за чего это произошло? Из-за... из-за нас?

– Да.

– Она не хочет, чтобы мы поженились?

– Не хочет.

– Странно. Сегодня утром она мне сказала: "Коль скоро ты собираешься замуж, необходимо вернуть тебе твой статус... У меня нет желания сопровождать в мэрию фальшивую племянницу, я отправлюсь туда с моей настоящей дочерью".

Я пожал плечами.

– Все это вранье, Мов. А ты, разумеется, приняла ее слова за чистую монету, бросилась в ее объятия, стала осыпать поцелуями, благодарить, не так ли? Ну что за чудовищная женщина! Она согласилась на это признание, чтобы опередить меня, поскольку я пригрозил ей, что расскажу всем правду, если она попытается помешать нашим планам.

Мов побледнела. Я прижал ее к своей груди.

– Прости меня за прямолинейность, но я больше не могу все это выносить. Чтобы жить с Люсией, надо быть таким же сумасшедшим, как и она.