Фредерик Дар - Глаза, чтобы плакать

Наша невинная юность завершалась на берегах Сены, где до сих пор бродят тени. Мопассана и Золя... Мы катались на лодке или гуляли по осеннему лесу. Говорили мало, в основном о пустяках. Не было нужды выражать нашу любовь словами или действиями. Я почти никогда не целовал Мов, а если это случалось, то ограничивался лишь легким, целомудренным прикосновением к ее щеке. У меня недоставало смелости говорить с ней о будущем... Я боялся говорить с ней и о прошлом. Мы словно были заключены в скобки, и наша любовь оставалась без движения, как водяная лилия на поверхности болота.

Но однажды вечером, возвращаясь домой, я все-таки решился.

– Мов, теперь я абсолютно уверен, что хочу, чтобы ты была моей женой.

– Я тоже, Морис.

– Мы созданы друг для друга.

– Я это знаю.

– Рядом с тобой я чувствую себя совершенно счастливым.

– Я тоже.

– Если нас разлучат, я... я умру!

– Я умру вместе с тобой, Морис!

– Итак, пора сказать об этом Люсии!

Она задумалась. Я в напряжении смотрел на ее прекрасные, с тонкими длинными пальцами руки пианистки, сжимавшие руль.

– Да, ты прав, пора.

– Когда?

– По возвращении.

Всю дорогу мы не проронили ни звука: принятое решение ужасало своей неотвратимостью, но никто из нас не мог бы признаться в этом. Мне даже кажется, что мы оба тайно надеялись, что Люсии не окажется дома. Но наши надежды не оправдались.

Феликс предупредил нас, что "мадам" работает в своем кабинете и просила ее не беспокоить. Решив, что этот запрет на нас не распространяется, мы направились в небольшую комнату, служившую ей кабинетом. Его стены были сплошь увешаны фотографиями знаменитых людей с лестными посвящениями мадам Меррер. Люсия едва обратила внимание на наше появление. Она установила у себя кинопроектор и была погружена в просмотр киноленты. Рядом со столом стояли корзины, куда складывалась просмотренная пленка. Совсем как в настоящей лаборатории. Кабинет освещался одной маленькой лампочкой, висевшей в противоположном углу от двери. Люсия водрузила на нос большие квадратные очки в золотой оправе, делавшие ее похожей на американскую учительницу. Заметив нас, она поспешила снять их и выключила аппарат.

– А, это вы, дети! А я гадала, куда это вы запропастились...

Естественно, ничего подобного она не думала, так как голова ее целиком была занята фильмом.

– Мы ездили на прогулку за город.

– Что вы говорите! – восторженным тоном воскликнула актриса. По всему было видно, что ей глубоко наплевать, вернулись мы из пригорода или из Гватемалы. Таким же восторженным тоном она позвала меня:

– Иди-ка сюда, Морис, – она встала, чтобы уступить мне место перед стеклянным экраном размером с почтовую открытку. – Посмотри-ка эпизод с убийством.

Актриса включила аппарат. Звук был отвратительным, но сама сцена оказалась настолько захватывающей, что мне перестали мешать даже микроскопические размеры экрана.

Героиня Люсии находилась в огромной гостиной. Каминный огонь отбрасывал танцующие блики на потолок. Люсия прошла к камину. Я располагался в кресле, где просидел весь вечер. Она не заметила меня. Я медленно поднялся с перекошенным от напряжения лицом, достал револьвер из кармана и направил ей в затылок. Мы оба были показаны анфас: она очень крупным планом, я – несколько сзади, с наставленным на женщину оружием. Зритель мог видеть одновременно наши лица и следить за их выражением. Несколько секунд длился момент высшего напряжения. Эту сцену можно было считать несомненной режиссерской удачей Люсии. План, который дорогого стоит, как говорят киношники.

Глядя на экран, я забыл, что это всего лишь фильм, выдуманная история, которая закончится, как только в зале зажжется свет. Мои чувства были настолько созвучны происходившему на экране, что я на мгновение решил, что галлюцинирую. Едва эпизод закончился, Люсия включила свет.

– Фантастика, не правда ли?

– Да.

– Ты ведь видел мое лицо, когда я почувствовала твое присутствие и поняла, что...

Разумеется, я не видел ее лица, я смотрел только на свое собственное, ведь мы, актеры, ужасные эгоцентристы. Нас интересует лишь собственная игра и то место, которое мы занимаем на экране.

– Да, вы просто уникальны, Люсия.

– Ты тоже ничего, мой мальчик. Думаю, у нас будет прекрасный показ. В "Колизее-Мориво", например. Мы отлично находим общий язык с публикой, посещающей эти залы...

Мов кашлянула. Фильм перестал для меня существовать. Я вспомнил, что мы пришли вовсе не для того, чтобы смаковать гениальные куски из нашего творения.