Джулия Гарвуд - Опасные забавы

— Знаешь, в чем тебе больше всего повезло, Эвери?

— В том, что у меня есть ты? — спросила девочка, не поворачиваясь.

— Почему? — Кэрри была удивлена и обрадована. — С чего ты взяла?

— Ты совсем недавно говорила, что мне повезло, что у меня есть вы с бабушкой.

— Кое в чем тебе повезло даже больше.

— В чем?

— Ты растешь, не зная страха. Мне так не посчастливилось. Но теперь с этим покончено. Джилли уже не вернется, и ты никогда, никогда не узнаешь, каково это — жить с ней бок о бок. Это лучшее, что могло с тобой случиться.

Едва это пророчество успело отзвучать, как по спине у Кэрри прошел зловещий холодок. Черт ее дернул за язык! Разве можно так искушать судьбу! Не зря говорят: чуть черта помянешь, как он уж тут.

Тоскливое предчувствие овладело Кэрри, но она сделала над собой усилие и прогнала его, списав на личную склонность к беспочвенным страхам.

Последующая неделя не прошла, а пролетела в лихорадочной спешке. Эвери выбрала для своей новой комнаты розовую краску, Кэрри добавила к этому белый бордюр, и, хотя ее бывшая спальня теперь больше походила на леденец, племяннице нравилось, а это было главное. Девочка перебралась туда в воскресенье ближе к вечеру, когда вещи Кэрри были уже в багажнике машины. Сама она предполагала провести ночь в бывшей комнате Эвери, на неудобной кушетке.

На ужин были все любимые блюда Кэрри (строго говоря, все запретные блюда, если вспомнить непрерывную череду диет): жареный цыпленок, картофельное пюре с подливой, молодая фасоль, тушенная со свиным жиром. К этому Лола добавила салат из овощей, выращенных собственными руками, но как раз к нему Кэрри едва прикоснулась, решив хоть разок дать себе волю. Это был упоительно «нездоровый» Ужин, и она с наслаждением подчеркнула этот факт, дважды попросив добавки. Казалось, никогда еще еда не была так вкусна.

После того как вечерняя сказка была рассказана и бабушка укрыла Эвери потеплее в ее новой кровати, Кэрри зашла пожелать девочке доброй ночи. Затеплив ночник, она бесшумно прикрыла дверь и спустилась проверить, все ли уложено в кейс.

Потом вспомнилось что-то еще, и еще, так что Кэрри оставалась внизу до одиннадцати часов. Лола давно уснула у себя, в задней части дома. Наконец Кэрри поднялась проверить, все ли в порядке у Эвери, думая: Господи, как ей будет недоставать этой крохи! Высмотрев племянницу в громадной постели, она едва удержалась от смеха. На девочке было не меньше четырех ожерелий и пяти браслетов. Потускневшая диадема, в которой недоставало почти половины фальшивых бриллиантов, съехала на одно ухо. В сгибе руки, как обычно, коротал ночь потрепанный плюшевый мишка. Осторожно, чтобы не разбудить Эвери, Кэрри освободила ее от груза «драгоценностей» и сложила их назад в шкатулку.

Она уже шла к двери, когда за спиной послышалось: «Спокойной ночи…» Кэрри повернулась, но глаза девочки уже снова были закрыты. В слабом свете ночника она выглядела точь-в-точь как спящий ангел. Кэрри смотрела и думала, что даже своего собственного ребенка невозможно любить сильнее. В ней как могучая волна вздымалось инстинктивное желание уберечь Эвери от всех бед. Отъезд казался кощунством, предательством, немногим лучше, чем поступок Джилли.

Пришлось в который раз напомнить себе, что ехать нужно, что от этого в конечном счете зависит и будущее Эвери. Финансовая стабильность означала жизненный стиль, которого, по мнению Кэрри, все они заслуживали. Чувство вины удерживало как якорь. Нельзя было руководствоваться чувством вины. В ее планах на будущее Лола и Эвери занимали важное место, и как раз это следовало поставить во главу угла.

— Я поступаю правильно, — шептала Кэрри, спускаясь в ванную нижнего этажа. — Я поступаю правильно!

Она повторяла это и тогда, когда ступала в раковину душевой кабинки, повторяла в надежде убедить себя. Должно быть, потому она и отвернула душ на полную — чтобы заглушить чувство вины. Но шум воды заглушил только стук, с которым захлопнулись одна за другой дверцы машины.

Хлопок разбудил Эвери, а басовитый смех выманил из постели. Хотелось знать, кто это смеется на улице так поздно ночью. Под уличным фонарем, у обшарпанной машины стояли двое, мужчина и женщина. Они держались я руки, переговаривались и пересмеивались. У женщины волосы были светлые, мужчина, наоборот, был жгучий брюнет.

Эвери заметила, что он что-то держит в свободной руке.

Она отступила подальше за штору, чтобы не быть замеченной, и пристальнее всмотрелась в происходящее. Темное в руке оказалось бутылкой. Мужчина поднес ее к губам, сделал прямо из горлышка большой глоток и передал женщине, которая последовала его примеру, запрокинув свою золотистую голову.