Дженел Тейлор: Тепло твоих рук

– Я могу сама взять интервью у Николь Кидман, – сказала Вивиан. – Это тема номера, так что…

Дездемона подняла руку:

– Так что Оливия сделает это за тебя. Неужели ты и впрямь считаешь, что можешь представлять «Глянец» в то время, как у тебя течет молоко, а вся блузка в детской отрыжке?

Вивиан расплакалась.

Оливия закрыла глаза и покачала головой. Это было несправедливо. Дездемона так несправедлива! Но вместо того чтобы пригрозить начальнице иском из-за дискриминации, Вивиан просто всхлипнула и выбежала из комнаты. Ее бы все равно никто не поддержал. Дездемона была слишком сильной.

– Слезы никого не красят, – недовольно сказала Дездемона себе под нос и продолжила собрание.

А Оливия подумала, что Дездемоне трудно было бы стать еще более злобной.

– Сделай одолжение, – прошептала Камилла на ухо Оливии, – не залетай.

«Слишком поздно», – подумала она. Нет, сейчас она не была беременна. Но когда-то была. Давным-давно.

Оливия устроилась на кровати, чтобы отредактировать статью (интересно, сколько еще статей про ботокс намерен издать «Глянец»?), и вдруг увидела лицо мальчика, красивое лицо с умными добрыми карими глазами. Это не был мальчик из ее снов, хотя когда-то он был мужчиной ее мечты. Впрочем, вряд ли Закари Арчера в шестнадцать лет можно было назвать мужчиной. Она все еще помнила его.

Как много времени прошло с того лета, с тех одиноких осени и зимы, с той весны, которая разбила ее сердце! Теперь мысли о Заке и о том, через что ей пришлось пройти, больше не имели над ней власти. Она понятия не имела, как ей удалось пережить это время, а потом еще и поступить в колледж. Мать воспользовалась именем Седжуика и запихнула ее в «альма матер» отца. Оливия бродила по кампусу, стараясь не думать о Заке, но его лицо все время вставало у нее перед глазами, а от боли перехватывало дыхание.

Все четыре года в колледже Оливия либо сидела за учебниками, либо рыдала, что не способствовало приобретению друзей. Сразу после колледжа она вернулась в Нью-Йорк, где когда-то выросла в небольшой квартире рядом с Парк-авеню, которую мать купила на алименты Уильяма. У ее матери были знакомые в «Глянце», и Оливия, все еще нелюдимая, немного ожила. Работать в журнале мод, таком как «Вог» или «Глянец», всегда было ее мечтой. За этот первый месяц, когда у Оливии нашлось о чем подумать, помимо Зака, отношения с матерью заметно улучшились.

Она больше не думала о беременности. О родах. О новости, которая так безжалостно на нее обрушилась.

– Почему он не кричал? – спросила шестнадцатилетняя Оливия у медсестры.

– Потому что умер, – грубо ответила та. – Мертворожденный.

Она потеряла сознание, а когда очнулась, оказалась одна в маленькой душной комнате. Вспомнив слова медсестры, Оливия заплакала, а потом у нее началась истерика. Прибежала та же самая медсестра и велела ей «прекратить весь этот шум», потому что уже ночь.

После того несчастья у нее осталась лишь мать. Отец не хотел ее видеть. Сестры понятия не имели, что Оливия была беременна и провела девять месяцев в доме для незамужних матерей на севере штата Мэн. Они не знали, что сначала ее заставили отдать ребенка на усыновление, а потом, когда он родился, ему не суждено было сделать ни единого вздоха. После всего этого Оливия еще дальше отдалилась от сестер, а других родственников у нее не было.

Имя отца помогло Оливии получить работу в «Глянце», там она все это время и работала. Пять лет. Она начинала в качестве ассистента редакции в отделе Вивиан, и с тех пор ее дважды повышали. Дездемона часто намекала, что она может рассчитывать и на место самой Вивиан.

Слезы обожгли глаза, и Оливия отложила статью и посмотрела в окно. Январский ветер кружил в воздухе хлопья снега. Несмотря на то что в квартире было тепло, а ноги были укутаны одеялом, Оливия дрожала. Сама мысль о том, что она может украсть место начальницы, пока та находится в декретном отпуске – недельном декретном отпуске, – вызывала у нее отвращение. Иногда Оливия подумывала о том, чтобы уйти из «Глянца», но работа в журнале ей нравилась. Она была создана для нее. Несмотря на оскорбления и подлости, которые всем там приходилось выносить, в «Глянце» Оливия нашла не только работу, которую любила, но и стабильность. А с такой матерью, как Кандас Герн, Оливия давно научилась не обращать внимания на оскорбления. Вот подлости – это уже другая история. Это только снаружи мать была твердой, внутри же она была мягкой, словно зефир. А вот Дездемона Файн была тверже кремня снаружи и изнутри.