Работы получили такое название по имени американского мафиози, которому каким-то образом удалось вывезти их из Италии еще в XIX веке, о дальнейшей судьбе Боттичелли было известно лишь по слухам, на основе которых позднее была создана настоящая теория заговора. Двойной медальон «Благовещение» и «Мадонна с Младенцем» — эти картины не выставлялись на обозрение публики более ста пятидесяти лет. Некоторые знатоки в Интернете вообще сомневались в существовании этих картин и утверждали, что те погибли во время пожара в нью-йоркском доме Джеймсона, а затем противозаконным образом были повторно застрахованы, чтобы восстановить пошатнувшееся благосостояние третьего поколения семьи Джеймсона, другие сообщали, что видели картины то ли в Катаре, то ли в Корее. Имя Ермолова всплыло в этой истории около десяти лет назад в связи с какой-то мутной сделкой в Цюрихе, но никто с точностью не знал, действительно ли он является владельцем этих картин.
— Да, я согласна. Пожалуйста, передайте господину…
— Ш-ш-ш! — не дал он мне договорить, театральным жестом поднеся палец к губам. — Мой клиент ожидает соблюдения строжайшей конфиденциальности!
— Разумеется! Прошу прощения!
— Ну что вы, мисс Тирлинк, не за что. Когда будете готовы к поездке, пожалуйста, свяжитесь со мной по указанному на визитной карточке телефону, и я займусь всеми необходимыми приготовлениями.
Я закрыла за ним дверь галереи и подумала, что если бы на нем была шляпа, то он обязательно галантно коснулся бы ее на прощание.
Спустя некоторое время я лежала в своей роскошной ванне в квартире на площади Санта-Маргерита с бокалом «Соаве» в одной руке и визиткой доктора Казбича в другой, сжимая ее, словно талисман. Я обожала принимать ванну по вечерам, слушать доносящиеся с площади детские крики, визг девочек, использовавших бельевые веревки вместо скакалок, мальчишек, игравших в футбол и катавшихся на скейтах, пока рыночные торговцы убирали ящики с кальмарами и молече, а кафе потихоньку наполнялись туристами и студентами. Здесь было как-то по-домашнему уютно.
Лежа в ванне, я пыталась представить себе работы из коллекции Ермолова. Единственное, по чему я скучала после увольнения из «Британских картин», были сами картины. Пока что мне удавалось не иметь дела с искусством, вызывавшим у меня отвращение, однако я не пыталась обманывать себя и убеждать в том, что картины, выставлявшиеся на продажу в галерее «Джентилески», представляют собой нечто большее, чем более или менее правдоподобный отстой. Я скучала не только по непосредственному острому переживанию прекрасного, но и по уникальной возможности проводить время рядом с шедеврами, по почти эротическому ощущению предвкушения того, как они медленно открываются зрителю, по ощущению погружения в картины, на которые можно было смотреть снова и снова и всякий раз испытывать глубокие чувства от восхищения до отвращения. Никогда не забуду первое посещение Национальной галереи, куда мы поехали с классом. С тех пор я доверяла только картинам. Лишь они никогда не предавали меня. Ну и сигареты, наверное.
Раздумывая о планах на осень, я поняла, что предложение Ермолова было не только крайне лестным, но и идеально подходило по времени. Выручка с показа балканских художников на некоторое время покроет расходы на галерею, а вот на квартиру и ее перепланировку мне пришлось потратить чуть больше половины всех моих сбережений. Богатство — ужасно дорогая привычка… Когда я приехала в Венецию девять месяцев назад, то вполне могла бы просто снять квартиру, но так изголодалась по своему месту, по собственному дому — по дому, который наконец-то безусловно можно назвать своим, что ни о какой экономии не могло быть и речи. Квартира была оформлена на «Джентилески», оплачена наличными с панамского счета галереи. Со временем я надеялась перейти на вторичный рынок и заняться продажей картин с провенансом, но на данный момент денежных потоков было недостаточно для занятий чем-то, кроме «молодых художников», не дороже ста тысяч за работу. Однако новодел, ценность которого сводилась исключительно к денежному эквиваленту, мог оказаться довольно выгодным делом, если правильно уловить последние модные тенденции. Надо было срочно отыскать сенсацию для нового сезона — новое имя, которое я смогла бы дешево купить и дорого продать следующей весной. Пока меня заинтересовала одна девушка из Дании, я видела онлайн-трансляцию ее выпускного показа в Центральном колледже искусства и дизайна имени святого Мартина в Лондоне, и там была серия простых графических полотен, изображавших обладавшие непонятной притягательностью золотистые шары на мрачноватом фоне. Мне казалось, что эти работы будут очень неплохо смотреться в тягучем сумеречном свете лагуны. Возможно, частный показ на закате, если удастся заполучить правильных клиентов… Затем надо было срочно подучить русский, который оказался крайне нужным языком в сфере моей деятельности, потому что так много русских стали скупать искусство на Западе. Я давно подумывала об этом, но, судя по последним событиям, русский понадобится мне куда раньше, чем я предполагала. Разумеется, я совершенно не рассчитывала бегло говорить с Ермоловым на его родном языке (если мы с ним вообще встретимся лично), но я совсем потеряла навык и понимала, что нужно подтянуть произношение, чтобы быть в состоянии поддержать разговор на самые простые темы.
Читать дальше