Марго Генер - Частицы магии. Огонь

– Нет! Не смей! Огнекрылое отродье! Пусти меня!

Я колотила его в массивную грудь, дергала ногами, пытаясь освободиться, но чем больше извивалась, тем довольнее становилась ухмылка на лице Ферала. Он прижимал меня все сильнее, но когда ощутила, как раскалился низ его живота, по жилам прокатилась волна лавы, а я вспыхнула, как факел.

– Ненавижу огнекрылых! Я ненавижу вас! – закричала я ему в лицо.

– Такая ты мне нравишься еще больше, – ответил Ферал, и впился мне в губы властным поцелуем.

На секунду я забыла, что это демон, сжигающий города и деревни, по телу растекся жидкий огонь, какого прежде не ощущала. Но когда раскаленные пальцы огнекрылого впились в бедра, я что было сил укусила его за губу.

Ферал охнул и отпрянул, схватившись за рот, а я успела вывернуться и отпрыгнуть. Он секунду рассматривал капли лавы у себя на пальцах, потом с безумной улыбкой снова двинулся ко мне.

В этот момент откуда-то донеслись голоса. Глухие и далекие, словно из другого мира, но я почему-то ухватилась за них, как тонущий за обломок корабля.

Когда ладонь огнекрылого оказалась в паре сантиметров, раскаленный мир колыхнулся и исчез, а меня провалило в темноту.

Проснулась от шепота тех же голосов. Сердце колотится, как у загнанного кролика, перед глазами все еще хищная физиономия Фрала, а клеймо на шее печет, как свежее. Я подтянула колени, устраиваясь поудобнее, но засыпать побоялась.

Голова не соображает. Чтобы прогнать кошмар, попыталась думать о хорошем. Солнечный луч лег на щеку и ласкает кожу, как самые нежные огненные языки. Обычно они появляются от горения мха или соломы. В отличие от людей в моем мире разновидностей огня значительно больше одного. Пламя от дуба и сосны отличаются так же, как тарелка и кастрюля. Вроде оба посуда, но применение разное.

Где-то в ногах все еще мерно похрапывает Лодин, это придало спокойствия и защищенности, а кошмар с Фералом показался всего лишь кошмаром.

Пока поволока утренних грез застилала ум, со стороны кухни послышалось:

– Она так и сказала?

– Ты меня уже пять раз спрашивал. Да. Так и сказала.

– Но ты уверен? Она ничего не видела, ничего не слышала?

Голос Фила стал раздраженным.

– Да ну сколько можно. Я переспрашивал ее. Ну с чего ей было бы врать? Она в чужом мире, а мы единственные, кто может помочь. Ты меня пугаешь, Клаус. Ты себя в зеркало видел вообще? Не спал что ли? Попей валерьянки, успокойся. Что за паника вообще?

Второй шепот, принадлежащий Клаусу, проговорил как-то недовольно, но уже сдержанней:

– Не спал. И очень по делу не спал. Нашим стихийным знакомым будет, что послушать. А если бы они не храпели сейчас, как медведи в спячке, уже искали бы точку сборки…

– Точку? – не понял Фил.

– Да дай же договорить, – поспешно добавил Клаус. – В смысле место, где явился их цветок или что там.

Сон у меня моментально пропал, последний налет кошмара рассыпался, как засохший лист теста. Все еще туго соображая, я открыла глаза и села. Когда повертела головой, рядом на диване обнаружила Лодина, тихо посапывающего в две дырочки.

Потом обернулась и выглянула из-за спинки дивана. В кухонной части между столом и мойкой застыли подмирцы. Фил потягивает что-то из маленькой чашки, над которой клубится пар, у Клауса тоже чашка, но в два раза больше. Пальцы барабанят по книге, лежащей на столешнице, незнакомую мелодию.

Я потянулась и зевнула. Только теперь нос различил дразнящий аромат кофе. Мама всегда варила его по утрам, но потом долинная ведьма сказала, что ей вредно, так как повышает напряжение в венах. Пришлось перейти на цикорий, а его запах совсем не будоражит.

Подмирцы заметили, что я проснулась.

– Доброе утро, – произнес Фил и приподнял чашку. – Кофе будешь? Я пью эспрессо. А Клаус, смотри, капучино глушит. Тоже мне, золотая молодежь.

Клаус бросил на меня косой взгляд, показалось, какой-то испуганный, но через секунду снова приобрел прежнее, надменно-пренебрежительное выражение.

– Не золотая, – проговорил он с расстановкой, – а успешная. Ум в наше время определяется не только умением делать продукт или услугу, а еще и способностью их продавать. Тебе я тысячу раз…

Фил замахал рукой, опрокидывая в рот остатки кофе.

– Не начинай, а? – проговорил он и вытер губы. – Можешь хоть мильен раз повторять. Я не буду продавать данные, не буду никого шантажировать и не хочу никуда вербоваться. Понятно? Нет? Могу еще раз сказать. Не-хо-чу.

Клаус скривился, словно у него в чашке не кофе, а ослиная моча. Потом вздохнул и проговорил, глядя в потолок: