Мэри Стюарт - Лунные пряхи

От придорожного алтаря, где я оставила Франсис, узкая тропка вела сквозь редкие деревца лимонной рощи наверх, к открытой площадке над плоскогорьем. Похоже было, что по этой тропке, как и по той, что шла от мостика, часто прогоняли деревенские стада; возможно, подумала я, что в конце концов она сольется со старой горной дорогой, ведущей к церкви и к «дрэвней гавани».

Так и оказалось на самом деле. Очень скоро эта узкая тропка вывела меня наверх, на лишенную растительности, покрытую трещинами скалу, где кто-то попытался выложить сухой кладкой перемычки, чтобы соединить тропку с более широкой, но отнюдь не более ровной дорожкой вдоль склона горы.

Уже основательно припекало. На этом участке холма не было деревьев, если не считать одинокого тонкого тополя с кремовыми веточками. В расщелинах скалы рос чертополох, и повсюду сквозь сухую почву пробивались крошечные желтые цветочки на тоненьких, словно ниточки, стеблях — они трепетали на ветру, возвышаясь над землей всего на два дюйма. Милые создания, они, словно миллион золотистых пылинок, выплясывали на фоне высушенной земли, но я наступала на них, не глядя. Для меня сейчас не существовало ничего, кроме каменистой тропинки и тяжкой обязанности, которая влекла меня вперед. Изнемогая от жары и усталости, я продолжала брести. Ноги будто свинцом налились. Воистину нет тяжелее пути, чем когда несешь дурные вести.

Тропинка, вместо того чтобы равномерно подниматься в гору, порой вдруг круто взбегала вверх, так что мне приходилось выкарабкиваться из высохшего русла реки. А выбравшись, я вдруг оказывалась на голом, раскаленном и довольно ровном участке и некоторое время могла относительно легко продвигаться вдоль склона горы. А местами тропинка неожиданно обрывалась вниз, увлекая меня за собой, и я вынуждена была пробираться через нанесенные ветром кучи песка, камни, поросшие чертополохом, и дикорастущие фиговые деревья, пригибаемые к земле южным ветром. Время от времени, когда дорога проходила через открытую местность или над зарослями колючек, в поле моего зрения оказывались высокие скалы, за которыми скрывалась пастушья хижина, но я не знала, виден ли отсюда уступ, где мы с Марком вчера прятались, и мог ли он, если по-прежнему находился там, увидеть меня. Я смотрела прямо перед собой и упорно продолжала идти. У них будет достаточно времени, чтобы разглядеть меня, когда я доберусь до кипарисовой рощицы.

Странные, противоречивые чувства — облегчение и одновременно страх — испытала я, когда, обогнув выступ скалы, наконец увидела группу кипарисов, темнеющих на фоне гор.

Они все еще находились на порядочном расстоянии от меня. Примерно на полпути к ним я разглядела неровную щель, окаймленную зеленью верхушек деревьев, — это и был тот самый узкий овраг, что шел приблизительно параллельно глубокой лощине, по которой я накануне шествовала навстречу приключениям. И как раз в начале этого оврага находилось то дуплистое дерево, в котором Ламбис вчера спрятал продукты.

Дорога к оврагу все время шла под гору. Наконец я остановилась у его края, где тропинка вдруг резко обрывалась вниз, к воде. В этом месте ручей расширялся, образуя неглубокую заводь, где кто-то поместил камни для перехода через водный поток. Дальше, ниже по течению, русло ручейка вновь расширялось, образуя впадину, и вода низвергалась вниз от заводи к заводи, пробивая путь посреди густого кустарника. Но выше по течению, там, куда лежал мой путь, находилось глубокое, извилистое ущелье, густо заросшее деревьями, верхушки которых я и видела издали. С тех пор как я рассталась с Франсис в лимонной роще, это было самое надежное укрытие, встретившееся мне, и сейчас, хотя разум и убеждал меня в том, что мне не нужно никакого укрытия, шестое чувство направило меня туда, и я принялась продираться вниз, к тенистой заводи, решив, что если уж отдыхать, то лучше всего здесь.

Достигнув заводи, тропинка расширялась на обоих берегах речки и образовывала ровный участок высохшей грязи, утрамбованной копытами животных, которые из года в год, возможно со времен Миноса, толпились здесь, чтобы напиться по дороге на высокогорные пастбища. И недавно тут побывало стадо. Противоположный берег, отлого поднимавшийся из воды, был все еще заляпан грязью в тех местах, где овцы толпой переходили через ручей, разбрызгивая воду на выровненную глинистую поверхность. А поверх множества следов животных, в грязи, я смогла различить размытый отпечаток сандалии пастуха. Он поскользнулся на глине, так что в носке и пятке отпечаток вышел смазанным, но извилистый рисунок веревочной подошвы получился четким, как на фотографии.