Владимир Колычев - Менты таких не трогают

— Да ничего, — отмахнулась она.

— Давай, говори, если начала.

— Я знаю… Нет, мне кажется, что у тебя бывают женщины…

— Проститутки. — Прохор прямо посмотрел ей в глаза.

— Да?

— Ты же знаешь, с кем я работаю. Баня у нас — святое дело. Ты помнишь, как мы с тобой познакомились? — спросил Прохор. — Ты была такой крутой! Ничего не боялась… Скажи, что я козел! Скажи, что рога мне нужно обломать. А я скажу, что больше никаких проституток!

— Скажешь?

— Сказал. Все, решено.

— Спасибо, — уныло кивнула Инна.

— Что значит «спасибо»? — возмутился он. — Ты должна устроить мне скандал. Так, чтобы земля подо мной ходуном ходила.

— Я на втором месяце, — сказала Инна.

— Давай, громче… Что ты сказала?! — дошло наконец до него.

— Я была у врача, он сказал, что у нас будет ребенок.

— Земля уходит из-под ног, — потрясенно прошептал Прохор, глядя на нее.

— Что нам делать? Если ты сомневаешься во мне…

— Да нет, в тебе я не сомневаюсь.

— Может, нам еще рано? — осторожно спросила она.

— Это ты о чем?

— Может, ты хочешь, чтобы я сделала аборт?

— Вот только не надо делать резких движений! — Прохор стремительно поднялся, пальцами взбил волосы на голове.

— Ты огорчен, — вздохнула Инна.

— Нет, я просто в шоке. И мне нужно прийти в себя.

Прохор не знал, что делать. Ребенок — плод его глупости. Но разве малыш в чем-то виноват? Разве он должен остаться без отца?.. Может, им и не надо ничего менять в этой жизни? Пусть Лида остается с Егором, а он будет жить с Инной. Будет время от времени встречаться со своей любимой женщиной, чем не счастье?

С этой мыслью Прохор вышел из дома. И во дворе нос к носу столкнулся с чернявым, атлетически сложенным парнем в спортивной куртке. Память мгновенно выжала информацию. Костя Хотелов, кличка Протез, михеевская братва. Прошлой осенью этот «бык» пытался застрелить Прохора, но сам получил пулю в бок и едва не «откинул копыта».

Протез тоже узнал его и растерянно шарахнулся в сторону. Но рука под куртку не полезла: видно, не было там ничего такого.

— Стоять!

Зато у Прохора был ствол. И рука мгновенно легла на рукоять. Но выставлять пистолет напоказ он не торопился.

— Эй, ты не так все понял! — мотнул головой Протез.

— Что я не так понял?

— Я тут с бабой живу.

— Как зовут? Номер квартиры?

— Валя, сто семнадцать, — без запинки ответил парень.

Прохор кивнул. Жила на шестом этаже Валя, Инна здоровалась с ней, называла по имени. И квартира там, кажется, сто семнадцатая.

— А номер хаты?

— Какой хаты?

— Ты же под следствием должен быть.

— Так это, под подпиской я…

— Что-то долго тянут.

— Ну, может, совсем на тормозах спустят…

— Непорядок. Ты меня завалить хотел, а тебя на тормозах…

— Да ладно тебе, — разволновался Протез.

Прохор продолжал держаться за рукоять пистолета, и это его нервировало. В прошлый раз Прохор выстрелил сразу, и он хорошо помнил, чем это все закончилось.

— Что ладно?

— Сам не без греха…

— На войне как на войне.

— Ну, и мне сказали…

— Кто сказал?

— Ну, есть тут один, подставил нос.

— Это ты о ком?

От михеевской братвы остались жалкие огрызки, когда все произошло. Был у них там один мелкий авторитет, его пристрелили, когда зачищали последнее осиное гнездо. Он-то и дал отмашку на Прохора. Но, может, Чаплик не при делах?

— Ну, есть там… — замялся Протез. Он уже жалел о том, что не сдержал язык.

— Сдохла ваша михеевская братва, — сказал Прохор, отрывая руку от пистолета. — Некому за тебя подписаться. А это значит, что тебе нужно бежать от меня дальше, чем видишь.

— Нельзя мне бежать, у меня подписка…

— Еще раз увижу здесь, пристрелю.

— Королька знаешь? — вдруг тихо спросил Протез.

— Королька?!. Хочешь сказать, что меня заказал Королек?

— Ну, деньги нам нужны были…

— Значит, Королек.

— Я тебе ничего не говорил. — Протез оглянулся по сторонам.

— Ты Королька не бойся. Ты меня бойся.

— Не хочу я бояться… Устал я… И ни с кем больше не воюю…

— Исчезни! — Прохор кивнул в сторону подъезда.

Корабль утонул, а крыса осталась — жалкая, ничтожная. Бояться такую — себя не уважать. И убивать не с руки. Так что пусть живет тварь дрожащая.

Замызганное окно за дешевой занавеской, старые, потемневшие от времени обои, два пыльных ковра — один на полу, другой на стене. Кровать шаткая, скрипучая, того и гляди развалится. Белье вроде бы чистое, но вид у него почему-то несвежий. Лида лежала в кровати, смотрела на люстру, опутанную паутиной, и не понимала, что она здесь делает.