Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 2

Нахлебница.

– А вот еще кино такое шло, хорошее, не то, что нынче показывают, – завела она разговор на нейтральную тему. – «Дело Румянцева». Не смотрела?

– Не помню, Анна Степановна.

Вот он, гонор-то, опять – вроде вежливо ответила, а звучит как «отвяжись».

– Да ты зови меня теть Нюрой, чего уж там… В том кино еще песня такая была, про домино. Как же она пелась-то… Забыла. Жалко. Так вот, там, в кино, тоже молодой человек на машине сбил… Ты эту кастрюльку порошочком, порошочком… Ага, вот так. Сбил, значит, вот как тебя, не до смерти. А потом и женился на ней через это… – Анна Степановна замолчала, ожидая, что скажет Надежда, но та молча терла «порошочком» кастрюлю. А может, она в Пашу уже влюблена как кошка и боится теперь, что он на ней не женится? Пашка-то завидный жених – зарплата, карьера, внешность…

– Ох, Пашка у меня такой тихий! Скромный! Баб боится. – Анна Степановна рассмеялась. – А уж кому он достанется, та век не нарадуется! И зарплату всю в дом до копеечки, и не пьющий… – Анна Степановна опять замолчала, но Надежда снова ничего не ответила – точно хочет Пашку захомутать и выдать это боится!

– И собой видный… Ты-то ему вроде глянулась, а он тебе как? – Анна Степановна вдруг подумала, что если гонор скрытный на корню зарубить, то невестка из Нади будет отличная. И мамаша неплохая – вон сноровистая какая и крепкая – кровь с молоком. – Все не женится он никак, а я уже старая, мне внуков понянчить охота.

– А вот внуков я вам обещаю, теть Нюра, – Надя повернулась к ней лицом, посмотрела в глаза. – Я на третьем месяце, так что внуки скоро будут.

Вот так поворот…

Сердце у Анны Степановны ухнуло куда-то в желудок и заколотилось там.

Подкидыш в квадрате…

А Пашка-то, поди, ни сном ни духом, что чужого ребенка растить придется.

– Ты блюдечки отдельно на полочку ставь, а чашки вон в тот шкафчик.

Поджав губы, Анна Степановна вышла из кухни.

Она все поняла – не гонор это и не злость, а третий месяц. Скоро есть за троих начнет гостья непрошеная.

А как соседям живот ее скоропалительный объяснить?! Пронюхают ведь, что не от Пашки…

Анна Степановна накапала себе корвалола и пустырника в один стакан, выпила. Сердце не унималось.

Она включила телевизор.

И зачем она призналась его мамаше в своей беременности?

Сейчас выпнет взашей на улицу без денег, без документов, в пиджаке, у которого грубый ручной шов через всю спину…

Надя зашла в ванную, умылась холодной водой.

Не может быть, чтобы ей совсем некуда было идти. Бред какой-то – сидеть в этой квартире и делать всю домашнюю работу за кусок хлеба, тарелку супа, крышу над головой, да, и еще – за перспективу выйти замуж за бравого милицейского лейтенанта.

Кажется, даже беременность не отпугнет Пашу, а значит, и его мать. Наоборот – найдут в этом плюсы. Мол, мы тебя на помойке с пузом нашли, ты теперь всем нам обязана.

Надя заглянула в комнату. Пахло лекарствами. Анна Степановна сидела перед телевизором и с отсутствующим видом смотрела выпуск новостей.

– Можно мне позвонить? – спросила Надя.

– Чего ж нельзя-то, звони, – не оборачиваясь, ответила мамаша.

Что ж мы, не люди, прочиталось в ее словах. Ешь, мойся, стирай, звони. А мы все оплатим, куда ж деваться…

Надя подошла к телефону, взяла трубку и замерла.

Звонить Ольге почему-то было страшно. Словно прыгать в холодную воду. А вдруг этот кошмар продолжится?

Вдруг ее не только Димка разлюбил, но и лучшая подруга…

Нет, предательство – это не про Ольгу. И равнодушие тоже не про нее.

Надя решительно набрала номер.

– Але, – ответил незнакомый женский голос.

– Ольгу… Ольгу Михайловну, пожалуйста…

– Нет ее.

– А когда будет?

– Мне не докладывают. Будет когда-нибудь.

– А кто это?

– Няня.

– А это я… Ну, я приходила, помнишь? Подруга ее. Ты ей передала?

В трубке что-то зашуршало – конфету, что ли, разворачивает?!

– А как же! Конечно, передала, – с набитым ртом ответила няня.

– И что? Что она?!

– Да ничего… – послышался плач Петьки, и няня запричитала: – Ах ты, зайчик мой, ах, маленький… И не звоните больше сюда!

– Это Ольга так сказала?

– А кто же еще? Не плачь, не плачь, мой золотой…

Надя положила трубку на рычаг.

«Ты Ольгу не знаешь, людям свойственно меняться», – кажется, так говорила Дарья.

В коридор выглянула мамаша.

– Что это ты такая перевернутая?

– Что? – не поняла Надя.

– Я говорю, с лица ты вся бледная. Помер, что ли, кто?