Елена Кашева - Рассмешить бога

Жду.

В приоткрытую дверь мне видно, как свекровь что-то шепчет Стасу на ухо. Она держит его за руку. И во мне это интимное соприкосновение вызывает болезненную ревность.

Как-то в первый год замужества я пожаловалась матери на свекровь. Мегера, за что она так ненавидит меня?

Мать сказала:

– Это не ненависть. Это материнская ревность. Ты заняла ее место возле сына.

Теперь свекровь занимает мое место. И я ничего не могу с этим поделать. Свекровь выходит из палаты через три часа. Изумленно приподнимает уголки выщипанных бровей:

– Ты еще здесь?

– Где же мне быть? – я сжимаю за спиной кулаки так, что белеют косточки. Только бы не сорваться.

– Дома. У мамы.

– Стас – мой муж, – напоминаю я.

– Деточка, хотите совет? Разводитесь и катитесь в свою деревню. С моего Стасика больше нечего взять.

– Он – мой муж, – упрямо говорю я. – Развода не будет. Во всяком случае, пока.

Свекровь презрительно пожимает плечами.

Следующая неделя изгажена. Свекровь приходит к Стасу рано утром и уходит поздно вечером. Я жду, расскажет ли она Стасу о первой жене и ребенке-инвалиде. Это моя проблема номер один.

Проблема номер два – магазин Стаса. Пока муж в больнице, я хожу на работу вместо него. Хотя бы для того, чтобы не сойти с ума от одиночества. Впрочем, я люблю красивые вещи, и каждое утро, приходя на вдруг появившуюся работу, я обхожу салон и любуюсь старинными вещами. Мне доставляет физическое удовольствие трогать чуть вытершийся бархат или полированное дерево старых вещей, ладонь сообщает мне их тепло и энергию. Каждая вещь имеет свою историю, и могла бы рассказать немало любопытного. Я люблю сказки Андерсена, умевшего в печном горшке увидеть живой характер и судьбу.

Глебаня открыто смеется надо мной. Что я могу знать об антиквариате?

Я заявила, что буду присутствовать на оценочной комиссии, которая проходит каждый вторник в первой половине дня. В магазин стекаются старушки и старички из близлежащих домов. Приносят на продажу старые часы с кукушкой, древние самовары, просят оценить стулья Тонета прошлого века.

Я таскаюсь за Глебом по пятам. Его раздражает мое присутствие. Пару раз он уже попытался меня наколоть. В салоне магазина стоял комод столетней давности. Красного дерева, с инкрустацией. Ценная штучка. Глеб загнал его по более высокой цене, чем значилась в книге учета. Разницу опустил в свой карман. Я случайно узнала об этом, закатила скандал. Разницу поделили пополам.

Я подумала после этого: интересно, он так же обманывал Стаса или играет на моей неопытности?

Потом я наблюдала сцену торга Глебани с каким-то старичком, который притащил на комиссию древнюю икону. Глеб, исполненный правоты, с пеной у рта доказывал, что икона, хоть и древняя, ценности не представляет и стоит от силы пятьдесят долларов. Его помощник – оценщик, мужчина лет сорока пяти, сильно пьющий, с помятой мордой, не внушающей доверия, – стоял на стороне Глеба. Старичок упирался на двухсот долларах: ему кто-то сказал, что икона редкая и пару сотен баксов точно стоит.

– Ты че, мужчина, – взвился Глеб, – тебе специалист говорит, что икона твоя – деревяшка. Из милосердия тебе шестьдесят долларов готов отдать. Ты подумай, это твоя пенсия за два месяца!

В конце концов старик согласился.

Через несколько дней Глебаня загнал икону за триста долларов.

Я была в шоке. И Глебу сказала:

– Сука ты, оказывается.

– А ты дура, – тут же отозвался Глебаня. – И Стас твой.дурак. Если бы не я, сидели бы вы на копейках. Бутылки бы на станциях собирали. Не умеешь зарабатывать деньги – или заткнись, или катись отсюда.

– Никуда я не покачусь, а буду наблюдать за тобой и за руку ловить.

– Ну-ну, – хмыкнул Глебаня.

Через пару дней после этого инцидента в магазин зашла женщина лет сорока пяти. Типичная интеллигентка, затюканная жизнью: усталые безрадостные глаза, мешковатая одежда, стоптанные ботинки. Клиентка принесла на комиссию сумочку, расшитую бисером. Глеб заявил, что хотя это работа прошлого века – к эксперту не ходи, – но сама вещь в крайне плохом состоянии: бисер местами осыпался, обнажив вытертый холст, синий бархат, окаймлявший сумочку выше рисунка, выгорел. В самом деле, сумочка производит удручающее впечатление.

Женщина нервничала:

– Мне сказали, что за нее хорошо заплатят.

– Милочка, мне только работа реставратора обойдется в пару сотен долларов, – доверительно сказал Глеб. – Вот тогда это будет вещь. А сейчас – на помойку.