Елена Кашева - Рассмешить бога

– Но ведь он каждый месяц возит им такие деньги!

– Милая, а ты не думаешь, что им там нужны не деньги, а отец, муж? Чтобы мужик в доме был, которому можно было бы не только в жилетку плакаться, но бремя ответственности на его плечи возложить. Чтобы помощник был в доме и защитник. Ь твой Стас сбежал, поджав хвост. И ребенка предал, и жену. И тебя предаст однажды. Слишком слабый, слишком зависимый от чужого мнения.

– Но ведь он – человек, он имеет право на счастье! Неужели ему нужно приковать себя к больному ребенку?

– Вот этого я и не понимаю: как можно быть счастливым, кого-то предав? Почему-то его жена за новым счастьем не побежала.

– С нее спрос другой, она – мать.

– Да, это беда нашего времени. Женщина отвечает в семье за все, мужчина – ни за что. Света, у вашего поколения какое-то извращенное представление о семье. Для вас брак – в первую очередь секс или какие-то удовольствия. Впрочем, какой пример я могла тебе преподать? Моя семейная жизнь тоже не сложилась. Правда, по другим причинам…

– По каким?

Мать замялась. Она не любила вспоминать подробности развода. И вообще не любила вспоминать, что была когда-то замужем. Это было мне понятным: кому нравится вспоминать свои ошибки?

– Я слишком много хотела от твоего отца. Решила, что могу переделать взрослого человека. Мол, возьму, отсеку все лишнее, и получится то, что я хочу. А он не хотел переделываться… Ну, это ошибки воспитания моей матери. Я почему-то была уверена, что ты моих ошибок не повторишь. Мне и в голову не могло прийти, что ты наляпаешь своих собственных…

– А он, он был твоей судьбой? – я возвращаю мать к любопытной, обычной закрытой в нашей семье теме – отце.

– Конечно, был, – не задумываясь, отвечает мать. – Иначе бы я давно связала бы свою жизнь с другим человеком. Но твоего отца невозможно заменить, а на копии я не согласна… К сожалению, как показывает мой жизненный опыт, что имеем, то не ценим…

– Стас серьезно болен, – осторожно говорю я. – Подло бросать его в такое время. Это, если по совести.

– Вот и не бросай, – вдруг говорит мама.

Я ошарашена:

– Мама, недавно ты была обеими руками за развод.

– Тогда были другие обстоятельства.

– Но если он – не моя судьба, зачем я трачу на него время?

– Затем, что надо быть человеком, а не подлой тварью. Стас много сделал для тебя и Катюшки. Правда, это не то, что я бы хотела видеть от него, но все же… Вы – сыты, обуты, одеты, и все это благодаря Стасу. Пришла пора отдать долг.

– А потом?

– А потом будет видно.

– Удивительно…

– Что именно?

– Обычно ты всегда против меня. Из принципа.

– Ты меня тоже удивила, – говорит мать. – Оказывается, ты не законченная эгоистка. Это для меня открытие.

Глебаня заваливается в палату с воплем:

– А вот и я!

Он до неприличия здоров и бодр. Толстовку буквально распирают накачанные мышцы. Ткни пальцем, – будет фонтан здоровья.

Стас вежливо смотрит на него. Кивает мне головой: мол, здравствуй. Меня и это радует: запомнил!

– Друган, что ж валяешь в постели, когда без тебя столько дел в магазине!

Стас с недоумением смотрит на него.

– Че, забыл? Антиквариат. Ты же спец в этом! Побрякушки, медные самовары с бабушкиных чердаков, иконы. Ну, вспомнил?

Молчание Стаса начинает раздражать Глеба.

– Послушай, ты что, действительно ничего не помнишь? – Глеб весело хохочет. – Ладно, передо мной можешь не выделываться! Давай, колись: куда денежки дел? А?

Я готова дать Глебу по башке: пусть амнезия будет у этого урода.

– Ладно-ладно, утомлять не буду, пойду. Выздоравливай, друган!

В коридоре Глеб шипит на меня:

– Ну и что дальше?

– А что? – спрашиваю я.

– Дела делать надо, А с ним теперь какой бизнес? Труп лежачий!

– Ах ты козел! – завожусь я.

– Он три тысяч баксов потерял, идиот! Ты мне, что ли, их вернешь?

– Может, и верну! Три тысячи на двоих – это полторы. Я тебе отдам. Но потом ты выплатишь мне мою долю из доходов.

– Хочешь, чтобы я на паперть отправился?

– Заткнись! Он оклемается, и все будет хорошо.

– Ты в это веришь? – хмыкает Глеб.

– Верю, – твердо отвечаю я.

Свекрови везет больше, чем мне. Но это справедливо – она все-таки мать. Стас знает ее двадцать восемь лет, а меня только шесть. Стас оживает, когда она входит в палату:

– Мама!

– Сынок! – она легко касается узкими сухими губами его лба. Мне:

– Ты свободна, деточка!

Я выхожу из палаты и сажусь возле двери.