– Мурзик, – жалобно сказала Поливанова. Только ей разрешалось называть могущественную Марину Леденеву этим дурацким, глупейшим, идиотским именем! – Мурзик, и ты туда же?!
– Я не туда же! – с досадой возразила Леденева. – Я всегда говорю то, что думаю, ты прекрасно это знаешь!.. И я тебе говорю – ты не права и зря обижаешься. Собственно, ты и обижаешься именно потому, что не права. Ты должна сказать Анне: романа нет и не будет, а не кормить ее обещаниями, что завтра его напишешь! Ты же завтра ничего не напишешь?..
Маня Поливанова покачала головой. Глаза у нее налились слезами.
– Я теперь вообще не знаю, как писать. Я разучилась. Не могу.
– А ты… почему разучилась? Ты же раньше умела вроде!..
– Тебе смешно, а мне…
– Из-за Алекса?
С Мариной Леденевой имело смысл говорить только честно. Или уж не говорить вообще.
– Ну да, – призналась Маня Поливанова. – Он же на самом деле… писатель. А я кустарь и ремесленник!.. И я его люблю, Мурзик!.. Я с ним живу. И он пишет, и я пишу, понимаешь?! Только у него получаются шедевры, а у меня все больше какая-то ахинея. У него результат, и у меня результат!.. А я так не могу. Лучше совсем не писать, чем так позориться.
– А он тебе что говорит?
Маня шмыгнула носом, и Марина протянула ей коробку с салфетками. Маня выхватила одну и утерлась.
– Ничего он не говорит. Его моя писанина не интересует. Он и не читал никогда!
– Ты тоже его не читай. Чего зря расстраиваться!
Писательница Поливанова затихла, поморгала красными от слез кроличьими глазами, а потом осведомилась осторожно:
– Ты шутишь? Ты же шутишь, да?..
Марина пожала плечами. Голубые глазищи смотрели серьезно и, пожалуй, с сочувствием.
– Я не шучу. Если тебе мешает то, что он пишет лучше тебя, хотя я не знаю, как можно сравнивать такую… разную литературу, тогда не читай его. Ты делай свое дело, как делала его последние десять лет, или сколько ты там пишешь?.. И все встанет на свои места.
– Но ему нужно, чтоб я читала! – закричала Поливанова. – Ему важно мое мнение и важно, чтоб я знала его текст, он даже иногда советуется со мной!
– Ты решила стать Софьей Андреевной? Женой великого писателя, надеждой, опорой, переписчицей и матерью его детей?
И обе замолчали.
Маня, ссутулив плечи, смотрела в пустую кофейную чашку, а Марина в компьютерный монитор, на экране которого болталась какая-то таблица.
– Пойдем, по магазину пройдемся, – предложила вдруг Марина. – Книжки посмотрим. Ты что-то правда не в себе.
Поливанова пожала плечами. Ей было все равно.
Узкими коридорами они выбрались в торговый зал, полный народу, шумный, залитый ярким электрическим светом. Здесь толпились, проталкивались к полкам, читали, составив на пол сумки и пакеты, выкликали продавцов, когда не могли найти нужную книгу, повторяли в телефон: «Скажи еще раз, как называется? Как?! «Огнедышащая бездна»?! А, «Бездонный огонь»!
Маня брела следом за Мариной сквозь толпу, то и дело без надобности поправляя на носу очки.
…Не хочет она быть Софьей Андреевной, что за чепуха! Какая из нее Софья Андреевна, жена величайшего гения всех времен и народов Льва Николаевича Толстого, мастера изображать «картины народной жизни»?! И Алекс вовсе не Толстой, хотя, конечно, знаменитый писатель, и, по большому счету, его ничего не интересует, кроме работы, и Маня как-то незаметно для себя стала как будто частью его работы, «первым читателем», «восторженным почитателем», слава богу, переписчицей еще не стала – выходит, права Марина?! Да нет, этого быть не может! Алекс ни в чем не виноват. Она одна во всем виновата. Таланта у нее никакого нет, была работоспособность, да и та вся вышла, и Алекс тут ни при чем, – выходит, не права Марина!.. Но только раньше, до Алекса, у нее была собственная жизнь и собственная работа , которая с его появлением потеряла всякий смысл – разве можно писать плохо, когда рядом человек, который умеет писать хорошо, так хорошо, что захватывает дух?! И в том, что она, Маня Поливанова, живет нынче жизнью Александра Шан-Гирея, нет и не может быть ничего плохого и разрушительного для нее!
…Или может?..
– Чего тебе хочется? – озабоченно спросила рядом Леденева. – Детективчиков? Или, может, любовных историй? Или новых философских течений? Течения не советую. Там все больше про то, что жизнь дерьмо, человек по сути своей насекомое, и скорей бы наступил конец света.
Маня пожала плечами и наугад вытащила с полки какую-то толстую книгу.
– Марина Николаевна, – к ним протолкнулся охранник с витым шнуром передатчика, заправленным за ухо. Вид у него был озабоченный. – Мы его взяли. Милицию, тьфу, полицию вызывать?..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу