Татьяна Устинова - Неразрезанные страницы

– Тама, тама напышите, и ступайте с Богом.

Из глубины дома уже некоторое время раздавались голоса, кто-то негромко разговаривал. Слов было не разобрать.

Маня подошла к пюпитру, стянула перчатку и взяла ручку.

Ты прости меня, Сережка. Но если я сейчас ничего не стану здесь писать, твоя гастарбайтерша выставит меня вон, а я должна разобраться. Я не могу это так оставить, понимаешь, Сережка?.. Вряд ли те люди, которые завели для тебя траурную книгу, смогут разобраться хоть в чем-нибудь. Например, кто и зачем отправил тебя на тот свет!..

Маня поставила дату и быстро написала: «Марина Покровская выражает искренние соболезнования семье»…

– Манечка, здравствуй!

Она выронила ручку, которая стукнулась об плиточный пол и покатилась. Тетка втянула голову в плечи, кинулась вперед, стала на четвереньки и полезла под пюпитр – искать. Подсвечники закачались, и Мане пришлось их придержать.

– Манечка, проходи. Я сразу не поняла, что это ты приехала.

Из-за чертового зеркала Поливанова никого не видела, зато теткина задница в спортивных штанах отражалась во всех поверхностях.

– От она! Нашлася! – Тетка выбралась из-под пюпитра и водрузила ручку обратно. Поднялась, вытерла руки фартуком и боком-боком, мелкими перебежками, просеменила в сторону.

– Ларис, ты, что ли? Я тебя не вижу!

– Я здесь.

Из-за зеркала вышла худенькая блондинка в черном платье. Длинные прямые волосы струились, перехваченные в самом низу черной лентой. Почему-то первым делом Маня увидела именно волосы с этой лентой, знаком беды!

– Видишь, как у нас, Манечка.

– А я с ним сегодня должна была встретиться, – убитым голосом соврала Маня, подошла и обняла женщину. – И не встретилась.

– Да уж теперь и не встретишься.

И они заплакали обе сразу, и очень по-разному. Маня всхлипывала и утиралась ладонью, а Лариса плакала красиво и экономно.

Она была пресс-секретарем Сергея Балашова, проработала с ним много лет, прошла огонь, воду и медные трубы и была предана ему до кончиков белых волос, на которых сейчас красовался черный бант.

Интересно, а где остальная свита?..

Маня постепенно затихла, перестала всхлипывать и полезла в портфель за салфеткой. Лариса тоже перестала ронять слезы, но ей утираться было не нужно.

– Пойдем, Манечка. Что мы на пороге стоим?..

Маня поплелась за ней.

– А как его мама?

Лариса махнула рукой.

– Ну что ты спрашиваешь?.. Плоха, конечно. Мы ее в больницу отправили сразу, она в интенсивной терапии. Не знаю, оправится ли.

По черным плиткам, в которых отражался свет многочисленных точечных светильников, ламп, лампочек и люстр, они вышли в громадное помещение, стеклянные стены которого смотрели в сад. Здесь было так много солнца, что Маня зажмурилась.

– Алекс сказал, что вы приехали выразить соболезнования.

Он сидел на диване, очень свободно, как будто сидел так всегда, хотя явился в незнакомый дом, где только что убили хозяина. Без всякого приглашения явился!.. Маня помнила его неуверенность в себе, нервозность и стеснительность и не узнала его в том человеке, что спокойно сидел сейчас на диване.

– Ларис, я просто приехала. Какие там соболезнования!.. Разве можно что-то такое выразить?..

– Главное, исправить ничего нельзя, Манечка. Знаю, звучит глупо, но я поверить не могу. Никак не могу поверить!.. Ладно бы болел, страдал, как-то можно было подготовиться. А то ведь в одночасье.

Она подошла к стеклянной стене и попыталась задернуть штору, чтобы хоть немного приглушить яростное солнце, но где там задергивать!.. Штора терялась в невообразимой высоте, под самой крышей. От подергиваний по ней пошли волны, но с места она не сдвинулась.

– Только что дом достроил! – Лариса еще раз с силой дернула штору, словно хотела оторвать. – Осенью закончил. И не пожил совсем. Нет, это невозможно!..

– А дом-то, – тихонько сказала Маня. – Ну дворец, ну хоромы!.. Сплошной хрусталь.

Лариса махнула рукой:

– Да это все не его идеи. Он здесь, по большому счету, и не бывал почти. Неуютно ему тут было. Ну, ты же понимаешь.

– Понимаю, – согласилась Маня, которая как раз ничего не поняла.

А если не его идеи, то чьи?.. И зачем строить дом за много миллионов и потом не бывать в нем, потому что неуютно?..

– Я как представлю себе, что сейчас начнется! На всех каналах! Он и так никакого покоя не знал, а сейчас начнут склонять и в Интернете, и на радио, и по телевизору, и в газетах! Мертвого склонять! На куски разнесут, на лоскутки, на молекулы и под микроскопом все рассмотрят!