Татьяна Устинова - Неразрезанные страницы

У Шан-Гирея была одна секунда, прежде чем дверь захлопнулась перед его носом, и в эту секунду он все понял.

Полковник Никоненко качался в кресле туда-сюда, и это движение мешало Алексу.

Он и так все время путался и сбивался и от раздражения даже упустил момент, когда полковник перестал качаться, положил руки на стол и выставил вперед левое ухо, сделавшись очень похожим на большую собаку.

– Здорово смешно! – оценил полковник, когда Алекс замолчал. – А самое смешное, что доказать ты все равно ни шиша не сможешь.

– Это мы еще посмотрим.

– А и так понятно.

Алекс смотрел в сторону окна, за которым шел нудный серый дождик, скучный и холодный, и тоскливо сигналили стиснутые пробкой машины.

– Видите ли, – заговорил он медленно. – У меня нет задачи посадить за решетку настоящего преступника. Моя задача – освободить невиновного.

– Друг, – перебил полковник проникновенно, – у меня-то все наоборот! Злодея надо справедливо наказать, и он должен не на свободе гулять, а за решеткой обретаться! Ты мне обязан вместо одного другого предоставить, я на меньшее-то не соглашусь!..

Алекс перевел на него злые светлые глаза.

Настолько злые, что закаленный полковник даже чуть-чуть подался назад в своем кресле.

– Ого! – сказал он и покрутил головой. – Ты того… полегче, парень. Не заводись.

– Я должен помочь Береговому. Я обещал Мане.

Ничего такого он ей не обещал, но знал откуда-то, что они не смогут жить дальше, если Береговой останется в тюрьме.

И Маня никогда не напишет ни одного слова. Даже слова «настурция».

А сам он так и останется бабочкой-капустницей, свободной и безмозглой.

– Какое-нибудь шпионское оборудование? – предложил Алекс и улыбнулся. – Записывающие устройства? Камеры в пуговицах? Ничего этого нет?

Никоненко махнул на него рукой, выбрался из-за стола, снял отломанную крышку с замызганного электрического чайника и с интересом заглянул внутрь.

– Нет, оно, конечно, можно диктофон тебе в карман положить или передатчик куда-нибудь прилепить, только все это доказательством в суде не является, и мы с тобой потом эти записи сможем себе засунуть… в любое место, короче! Слушай, ты посиди, а я за водой сгоняю. Я вчера малость того, злоупотребил, пить охота, спасу нет!.. Сушняк.

Алекс полез в сумку и достал бутылку воды. Он все время таскал с собой воду – по европейской привычке.

– Ну, ты даешь! – восхитился полковник, отвинтил крышечку и припал к горлышку. Уровень воды стремительно понижался, и сильно булькало. – Хорррошо! – Никоненко прицелился и метнул пустую бутылку в урну. Сильно метнул, пластмассовая урна закачалась и медленно, неохотно повалилась на бок. Из нее выкатилась бутылка прямо ему под ноги.

Алекс и полковник проводили ее глазами.

– Ну, хорошо, – повторил Никоненко. – Хорошо. Допустим. А чего ты делать-то вознамерился?

Алекс пожал плечами:

– Пугать.

– Как?

– Словами. Только словами.

– Не напугается.

– Я уверен, что как раз наоборот. Они знают, что «убийца» в тюрьме. Им ничего не угрожает. Не может угрожать! Тем более с моей стороны. Я-то вообще никакого отношения к делу не имею.

– Вот это ты точно подметил. Ох-хо-хо. Беда мне с тобой. А второй кто?

– Я догадываюсь, но пока не скажу. Но вы должны быть готовы… действовать быстро.

– Ты меня не учи, как мне действовать! – Полковник ни с того ни с сего поддал ногой пустую бутылку. Она ускакала под шкаф. – В случае чего ты-то в Швейцарию улетишь романчик кропать, а пинок по заднице я получу! – Он кивнул на бутылку. – И проследую таким макаром с работы на заслуженный отдых, это в лучшем случае!

– Игорь, – сказал Алекс устало. – Мы без тебя не обойдемся.

– Да пошел ты.

Никоненко вернулся за стол, и они еще посидели молча.

«…Как это я в это дело вляпался», – думал полковник.

«…Как там Маня, – думал писатель. – Как много всего мне нужно ей рассказать!..»

– А машину я нашел, – в конце концов выговорил полковник задумчиво. – Была такая машина. В тот самый вечер.

– Так что ж ты молчал!..

– Я не молчал! Я твои побасенки слушал!

И они опять помолчали.

– Ну, короче, все ясно, – заключил Никоненко. – Давай попробуем. Мне бы, конечно, как умному, лучше всего на это время на рыбалку отъехать, а не могу я, потому что Манюня, овца драная, этому Береговому лучшего адвоката добыла, о чем я сегодня уже имел душевный разговор с генералом.

– Кого?

– Глебова Павла Алексеевича, – скривившись, как будто у него внезапно прихватило зубы, выговорил полковник. – А Глебов Павел Алексеевич тем и известен широкой общественности, включая нашего генерала, что еще ни одного процесса не проиграл. И над материалами дела, а также собранной доказательной базой смеялся очень громко, когда изучал их не далее как сегодня утром.