Барбара Майклз: Сыновья волка

И прежде чем я осознала свои действия, я уже очутилась в комнате и, вцепившись в руки Вольфа, пыталась отодрать их от горла Джулиана, но с таким же успехом я могла отгибать толстые железные прутья. Оп взглянул на меня. Затем просто выпустил из рук Джулиана (тот рухнул на пол, как мешок с костями, – так валится безжизненное тело) и схватил меня.

Он всегда был силен. Но сейчас он обладал такой мощью, что было совершенно бесполезно сопротивляться. Я оказалась на полу и, почувствовав на шее его пальцы, стала ждать, когда он сдавит их и задушит меня, как Джулиана, но он не стал этого делать, пальцы его вцепились в ворот-пик моего платья и с силой дернули, разрывая ткань. Он не сошел с ума. Ужас охватил меня с новой силой, когда я поняла, что он полностью владеет собой. Он просто последовательно, действуя шаг за шагом, осуществлял свой план, не обращая внимания на еще теплое тело сына, валявшееся под его ногами.

Любая леди на моем месте давно упала бы в обморок. Я не горжусь своей стойкостью, я хотела бы потерять сознание, и даже помню, что рассердилась на себя, что не могу. Я боролась, хотя и крайне безуспешно, била руками, пинала и выкрикивала такие слова, о существовании которых только догадывалась, но не подозревала, что могу их употребить. Борьба, однако, была так же бесполезна, как и брань. Я еще продолжала наносить удары, когда вдруг поняла, что бью воздух. Почти невозможным усилием я открыла глаза, и это отняло последние силы. Я лежала, распростершись на грязном полу, и просто смотрела.

То, что я видела, не могло быть правдой. Фрэнсис никак не мог стоять рядом, покачиваясь, но стараясь держаться прямо, нагнувшись над валявшимся на полу Вольфом. Он не мог держать в руках тяжелый камень. Он не мог...

Он выглядел так же – с пылающим красным лицом, как будто выпил слишком много вина, и глазами, невидящими, горевшими нездоровым блеском. Он широко расставил ноги, чтобы не упасть, и его тело раскачивалось вперед и назад с мрачной равномерностью маятника. Я сразу поняла, что не только болезнь ввергла его в такое состояние, он был потрясен своим поступком. Он не унаследовал коварство Вольфсона, да, он ссорился с отцом, оскорблял его, не повиновался – но не мог ударить его и при этом не испытать потрясения.

Руки Вольфа в стремительном броске, как две черные змеи, обхватили ноги Фрэнсиса, и достаточно было одного рывка, чтобы тот, как подкошенный, во весь рост, рухнул на пол. Вольф поднял камень, выпавший из руки Фрэнсиса, и швырнул с силой прямо ему в лицо. Я поймала его за руку, но долей секунды позже, чем камень полетел в цель.

Потом со мной случилось нечто странное, о чем я никогда не рассказывала никому. Так вот, в это страшное мгновение что-то сломалось во мне. Я почувствовала, как внутри меня лопнула туго натянутая струна. Я стояла спокойно, держа руку Вольфа, и не чувствовала ровным счетом ничего. Сначала я подумала, что и он впал в подобное состояние. Он тоже стоял не двигаясь, лицо его было суровым, он слегка повернул голову. Потом отошел от меня к окну. Оттуда ничего нельзя было увидеть, даже днем, окно полностью закрывали вьюны. Но он и не смотрел – он слушал. Отчаянно лаяли и рычали собаки, они подняли страшный гвалт, но я не понимала причину.

Он, наверное, различал и другие звуки, которые не слышала я. Вернее, тогда еще не услышала. Он резко отвернулся от окна. Потом перевел хмурый взгляд на пол (я не смотрела вниз, не могла смотреть) и опять на меня. Я встретила его взгляд без всякой боязни, без малейшего интереса, он внимательно посмотрел на мое лицо, и я увидела, как его черты исказились.

– Харриет, – позвал он.

Я вопросительно на него взглянула. Я понимала, к кому он обращается. Я была Харриет. Мое имя Харриет. Но отвечать ему не было желания.

– Харриет...

Он поковылял ко мне. Бедняжка, думала я, он так искалечен. Он взял меня за плечи и легонько тряхнул. Его руки были как лед. Я взглянула вниз и увидела, что у меня разорвано платье. Я убрала его руки и натянула платье на плечи.

– Харриет. – Его голос звучал глухо, он как будто задыхался.

Бессмысленное повторение моего имени раздражало.

– Да? – ответила я.

Он смотрел на меня так пристально, что я рассердилась. И вдруг лицо его странно изменилось, как будто распавшись из целого на фрагменты. Мне так не понравилось то, что я увидела, что я закрыла глаза. Немного погодя он вышел.

Стоять с закрытыми глазами было приятно и странно. И я смогла лучше слышать. Собаки теперь просто сходили с ума, их рычание было похоже на человеческое. Потом возникли другие звуки. Топот лошадиных копыт, очень быстрый. Голоса. Крики. Потом один громкий крик, переходящий в вопль – сначала гнева, потом боли, и – тишина. Мне показалось, что вопль мне знаком, и тут же внутри меня что-то шевельнулось, как будто чьи-то руки пытались связать порванную струпу. Я позволила им делать это. И ждала. Опять звуки – голоса, собачий вой, переходящий в визг, два громких хлопка, и вой прекратился. Опять стало тихо. Потом я услышала шаги, топот чьих-то ног вниз по лестнице в подвал, и уже гулкие шаги по каменному полу коридора. Громче и громче. Вот они замерли у двери.