Макс Монэй: Тело Кристины

Но она ни разу не забыла закрыть дверь на засов!

Это качество ее характера в свое время меня и купило: она не из тех, кто может что-то забыть. Она никогда не забывала дни рождения. Она никогда не забывала платить свои штрафы. Она никогда не забывала закрывать дверь. Никогда.

Я уже давно перестал звать на помощь. Вокруг одни глухие. Подо мной два восьмидесятилетних маразматика каждое утро набивают карманы письмами от рекламодателей. Их диалоги — как маленькие желтые мозоли на их ладонях. А сбоку живет глуховатая танцовщица-масажистка-ясновидящая, которая решила стать писательницей. Для кого, спрашивается, надрывать голосовые связки. Нет, я окончательно и бесповоротно расстался с идеей выбраться отсюда самостоятельно. Я возложил свою надежду на окружающих. На первого попавшегося. Вор. Судебный исполнитель. Недовольный любовник. Она сама, наконец. А почему бы и нет? Рано или поздно ей самой надоест такая жизнь. А если она умрет первая? Тогда в квартиру повалят ее родичи: мамочка, с которой я не знаком, папочка, которого я тоже в лицо не знаю, сестры, которых я в глаза не видел… Боже правый! Она всегда говорила, что в ссоре со своей семьей, а может, их вообще не существует? Как же я до сих пор не вычислил, что и здесь она меня обманула! Кто вообще эта женщина? Несчастное убожество, кто она, кто? Эта женщина — моя жена. Ее Величество моя жена. «Ну и шлюха же ваша жена, месье». Спасибо, я ей обязательно передам при встрече.

Да, я ее встретил! Я только что с ней расстался! Ведь сейчас еще апрель, я думаю. Значит, мы с ней недавно встречались. Точнее, она застукала меня, когда я ушел с головой в биде. Что тут такого? Я же должен как-то мыться. Или вы думаете, что при моем росте я могу принимать душ как мне захочется? Бордель! Я сру в коробочку, между прочим. Пардон, пардон, вы забыли, у вас просто вылетело из головы. Мне не за что на вас обижаться. Должен признать, что такой экземпляр, как я, — редкость в наше время. Но я приму надлежащие меры, чтобы вы больше не забывали о моем физическом состоянии, гарантирую.

Я ЖИВУ ЛЁЖА НА ПОЛУ! Вбейте это себе в голову или прекратите сейчас же читать эту книжку. Потому что это пустое дело, если в вас нет хотя бы росточка сочувствия.

Короче, я висел тогда головой над биде, что само по себе уже сверхчеловеческое усилие в моем положении — подняться до такого уровня. Она вошла бесшумно, на секунду ее голубые глаза задержались на мне, и в этой неуловимой секунде ее голубого взгляда мелькнуло два тысячелетия мужененавистничества и вечность отвращения ко мне. Кто ж так обидел мою крошку? Какой дядя ее изнасиловал, какой товарищ избил, какой подонок ее бросил, какой друг ее предал? Что же она такое пережила, моя сладенькая, моя овечка? Может, она выросла в черном сыром подвале, может, она спала среди крыс и питалась одними пауками? Может, она звала на помощь, как я звал? Или лила слезы в собственную мочу, как я? Любовь моя, как же тебе сделали больно, что ты мне так мстишь. Но, любовь моя, ты что-то перепутала, это не я тебя бил, не я насиловал, не я лишал свободы. Любимая, оглянись назад, вспомни, разве я хоть раз заставил тебя страдать? Я не дядюшка, который лапал тебя жирными руками, я не дружок, который пинал тебя ногами в живот, я не крыса, которая отгрызла тебе пальчик. Я дурак, который подарил тебе свою жизнь, который сказал: «На, возьми мое сердце, ласкай его, соблазняй его, топчи его, делай с ним все что тебе вздумается, — оно твое». И ты вытерла об него ноги, грязная потаскушка. Ты все поняла буквально. Но ты знала, что это было просто признание в любви, ты знала.

Если бы ее взгляд продлился еще секунду, я бы утопился в биде. Я добрался до своей комнаты и мастурбировал до потери сознания, впервые за три года. Я думал о ней. Она поправилась еще на семь или восемь кило, и я содрогался, представляя ее промежность как пустоту в горной породе.

Я не рассчитывал на такую жизнь. Моя жизнь была не рассчитана на такое. Несправедливость тут бросается в глаза. Божья воля? Я вас умоляю. Судьба? Да вы смеетесь надо мной. Тогда случай? Такие порочные твари, как она, с утра до вечера не бегают по улице. В тот день, когда мы с ней познакомились, она бежала по моей улице, по улице, на которой я живу. Она бежала, как девушка, которая до этого никогда в своей жизни не бегала. Маленькими шажками, задыхаясь от колик в боку. Бежала куда глаза глядят. Хотелось подойти и спросить: «Деточка, где твоя мама?» Я побежал за ней. Маленькими шажками. Неведомо куда. С одной надеждой, что у меня заколет в боку. Я молил, чтобы меня сгибало пополам от боли так же, как ее. Если, падая, она обдирала коленку, я падал следом на том же тротуаре. Если ее на перекрестке задевала машина, я перебегал этот перекресток с закрытыми глазами. Если повезет, так во всем. Когда она закашлялась, у меня, реально, чуть горло не заболело.