Сохейр Хашогги - Мираж

Когда оба вволю насладились ритуалом торговли, Магир пригласил Малика в свой дом.

— Во-первых, тебе надо попробовать стряпню будущей поварихи, а во-вторых, ты должен повидать малышку.

— Ты очень великодушен, но не хотелось бы беспокоить твоих родственников.

— Ты же мой работодатель и оказал мне честь своим посещением.

Но в маленьком, душном, но безукоризненно чистом жилище Магира не оказалось родственников. Дома была только Салима, которая, не говоря ни слова, сразу прочитала на лице мужа ответ на мучивший ее вопрос.

Но Малик едва ли заметил немой разговор супругов — на руках у Салимы лежала крошка Лайла. Она так смотрела на Малика своими темными глазками, что он мог бы поклясться: она узнала его, своего отца, и только Аллах мог внушить это девочке.

1961 год

Самое яркое детское воспоминание Амиры — любимый футбольный мяч Малика. Когда ей было лет пять или шесть, она однажды смотрела, как носятся друг за другом мальчишки. Вдруг из их мельтешащей толпы вырвался белый шар, огромный, как планета, и, подкатившись к сандалиям девочки, остановился. Амире стало страшно, но желание пнуть мяч ногой пересилило.

Первая попытка оказалась неудачной. Подвело любимое белое платье с огромным бантом на спине. Естественно, одежда доставала до ее щиколоток, к тому же под платьем были длинные шаровары. Девочка занесла ногу для удара, наступила на подол, запуталась в платье и — промахнулась. Мальчишки громко заулюлюкали.

Но это не обескуражило Амиру. Приподняв подол, она обрела свободу движений и изо всех сил пнула мяч ногой. Пальцы пронзила острая боль, но мяч взлетел в воздух и плюхнулся в фонтан. На девочку обрушился град упреков, даже Малик разозлился на сестренку, но тут на выручку подоспела тетя Наджла и увела Амиру к женщинам и младшим детям.

Это было лишь одно маленькое воспоминание среди множества ему подобных, и годы спустя Амира упивалась ими со сладкой ностальгией, к которой примешивалась изрядная толика горечи. С таким чувством иные женщины, состарившись, перелистывают семейные фотоальбомы. Часто, когда на улицах Бостона лежал снег или когда с серого северного неба моросил мелкий дождь, Амира вспоминала залитый солнцем двор отчего дома.

Двор и сад с двух сторон были окружены глухими стенами, другие две стороны были укрыты от посторонних глаз флигелями большого дома. Но, несмотря на это, двор отнюдь не был темным и мрачным, как часто представляют себе американцы, совершенно незнакомые с арабскими нравами и обычаями. Нет, это было не мрачное, угрюмое место, а шумная игровая площадка, вечно полная играющих детей — в первую очередь двоюродных братьев и сестер. Бывали там, и очень часто, дети соседей и гостей дома, вместе со всеми играли дети слуг. Изредка во дворе появлялись особо важные гости — маленькие принцы и принцессы крови, которые не слишком отличались от Амиры и Малика. И уж совсем редко на площадку допускались дети служащих американской нефтяной компании и европейских бизнесменов. Белые дети привлекали внимание необычной внешностью и одеждой.

Сад был местом для игр, искренних и открытых отношений. Тут росли кусты жасмина, олеандры и жакаранды, которые любовно поливали водой, ценимой в этих местах больше нефти. Представляя себе истинное счастье, Амира всегда видела перед собой этот сад. В памяти девушки сад был неотделим от дома — выстроенной в эклектичном стиле, отделанной лепниной виллы, типичного богатого средиземноморского жилища. Высокие сводчатые окна для прохлады закрывались жалюзи. Это спасало от полуденного зноя, и дети часто убегали с улицы на женскую половину, чтобы отдохнуть от нестерпимой жары.

В полуденные часы, когда солнце припекало невыносимо, все прятались в тени длинной аркады, тянувшейся вдоль первого этажа с фасада дома. Там сидели за шитьем женщины и тихо переговаривались, иногда пели. Если в доме находились мужчины, то пели очень тихо. Женские голоса не должны быть слышны на мужской половине.

В присутствии взрослых детям предписывалось абсолютное послушание: говорить они могли только, если к ним обращались. Мальчики в этом отношении пользовались большей свободой, чем девочки, но и им приходилось вести себя тихо и благонравно.

Амира отчетливо помнила все: зной, трудно переносимый даже в тени навеса, доносящиеся с кухни дразнящие запахи кардамона, чеснока и розмарина вместе с ароматом тушеной баранины, приглушенные голоса и тихий смех женщин. Амира не была американским или европейским ребенком, ей было не в тягость чинно сидеть возле беседующих взрослых, не позволяя себе никакого баловства. Во-первых, это был давно заведенный обычай, а потом, разговоры взрослых женщин были загадочно интересны и чарующе загадочны. Мать Амиры, ее тетки и их подруги говорили о самом насущном: деньгах, болезнях, свадьбах, деторождении. В присутствии детей женщины не прибегали к недомолвкам, все вещи назывались своими именами, и это было правильно: подрастающие девочки должны знать, что ждет их во взрослой жизни.