Галина Романова: Врачебная тайна

Надо как-то подать знак соседям. Та, что живет сверху, всегда казалась ей очень бдительной и склочной. Она всегда приходила скандалить, когда Ванька орал песни свои идиотские. И подслушивать она очень любила.

– А девушка?..

– Сестрица? – уточнил Антон, глянул на Альбину свысока. – Девушка красивая, если бы не Альбина… Но я только тебя люблю, прелесть моя!

– Где она?! Вы ее убили?! – Она принялась царапать себе спину, протиснув пальцы под блузку, эта боль заставляла ее морщиться и не давала уснуть.

– Нет, зачем! Я же говорю, что мы не убийцы беспринципные! Девушка в ее подвале, спит, наверное. – Антон равнодушно подергал плечами. – Мы просто о ней забыли, и все. Опоили и забыли…

– По весне оттает! – зло фыркнула Альбина, приревновав интерес Антона к прелестям пленницы. – А вы все… И вы, и муж ваш, и любовник… Вам не место на земле! Вы сорняки, мешающие жить, цвести, радоваться жизни другим людям. Вы просто убивали время, отведенное вам Богом. Просто убивали на склоки, пьянство, мерзость телесную… А мы в том доме должны были с крышей в дырках жить, да?! Хрен вам! Всем троим вам по дому, господа! Добротному и надежному. Ну что, милый, решил, что с ней-то делать?..

Светлана не знала, сколько прошло времени, как ее снова сунули в этот подвал. Почему не связали? Опоили только чем-то до такой степени, что она шевельнуться не могла.

Почему не убили? Этот вопрос она постоянно задавала себе и решила наконец, что ей предстоит сыграть еще какую-нибудь роль. Наверняка эти два чудовища, поджидавшие ее у черного входа булочной с электрошокером в руках, задумали убить еще кого-то.

Игоря они убили. Девица, у которой изо рта постоянно несло какой-то кислятиной, похвалилась. Рассказала, как выпихнули из машины парня посреди поля.

– Мороз, правда, несильный был, – рассуждала она, пеленая Светлане руки. – И куртка на нем теплая, и перчатки, идиоты, мы забыли с него снять. И чего это он в машине в перчатках сидел, а? Не скажешь?

Света могла бы им сказать, что Игорь стеснялся своего увечья и поэтому перчатки снимал редко, дома в основном. Но она не сказала, мысленно оплакивая своего соседа.

Он наверняка помер там в сугробах. Был без сознания, когда они его выпихивали. Наверное, в сознание уже и не пришел.

Ей было очень жаль его, очень. Он хороший был. Добрый. И совсем-совсем не желал никому зла. Даже этим противным докторам, которые сломали жизнь и ему, и Зойке. И теперь все как-то так завязалось на них, что вредить они продолжили даже после смерти своей. Скоро вот она умрет. Кто следующий – неизвестно. Хотя…

Хотя сегодня после того, как они вернулись из города, сквозь большущие щели в половицах в кухонном полу она расслышала, что обсуждалась какая-то Алла. Антон был не уверен. А девица наседала. Антон сопротивлялся, а девица настаивала.

– Она нам всю жизнь испортит, поверь!!! – гнусавила она, голос был очень мерзким, как и вся она. – А вдруг со временем поймет, кто убил ее мужиков, а, и заявит?! Нет, надо ее убирать. Сейчас как раз самое подходящее время.

– А ты не зарываешься? – Антон тяжело ходил из угла в угол. – Не слишком торопишься? Одно убийство за другим.

– Так мы не станем ее-то убивать, милый! – Она носилась следом за Антоном по кухне с прытью антилопы, и на Свету постоянно сыпалась какая-то труха. – Мы все сделаем так, как будто она, не выдержав нервного срыва, все сделала сама!

– Считаешь? – все еще сомневался он.

– Уверена!

Потом они пообедали под оглушительный рев магнитофона. Потом под ними трещали пружины старой кровати. Антон стонал, девица орала визгливо, противно. Потом где-то на полчаса воцарилась тишина. А потом эти двое засобирались. К ней в подвал они даже не заглянули, решив, что она все еще спит. И даже связывать ее не стали. То ли обнаглели от своей безнаказанности настолько, что осторожность всякую потеряли.

Она шевельнулась, попыталась сжать и разжать пальцы – получилось. Приподняла голову, тоже вышло. Та дрянь, которой ее пичкали почти все время, видимо, не была рассчитана на прохладу подпола. Светлана много быстрее приходила в себя, чем было рассчитано инструкцией. Она долго возилась, пытаясь согреться и встать на четвереньки. Потом доползла до лестницы, ухватилась за нижнюю перекладину и начала подниматься.

Ох, как тяжел был для нее этот подъем! Как невозможно долго она лезла вверх, хотя лестница насчитывала всего шесть перекладин. Когда добралась до верха, очень долго возилась с люком. Это ее тюремщикам удавалось его открывать быстро и легко – одним рывком. У нее на это ушли все силы. Когда, наконец, люк отлетел в сторону и она выбралась на пол кухни, Света расплакалась. Лежала на пыльном, не покрытом ничем полу, рассматривала морозный узор на темном стекле единственного окошка и плакала.