Иллария закончила Литературный институт, куда поступила без протекции, что было удивительно само по себе и говорило о том, что она личность незаурядная. Экзамены сдала блестяще. Жадные глаза ее были широко раскрыты, она впитывала столицу всеми фибрами души. И вскоре из гадкого утенка превратилась в лебедя, что потребовало известной работы над собой. Она сменила очки на линзы, научилась шить, копируя фасоны из журналов мод. Изменила походку, манеру говорить, научилась смотреть в глаза собеседнику, изживая в себе робость и неуверенность. Проделывала все то, что проделывает гадкий утенок с характером, давший себе слово превратиться в лебедя.
После окончания института Иллария два года работала репортером «желтоватых» изданий. Затем занялась серьезно английским и испанским, переводила дамские романы, в чем весьма преуспела. Недолго, правда, так как ее живая и предприимчивая натура требовала динамики. Журналистика и переводы оказались удачным сочетанием. Постепенно она нащупала жизненную схему, которая требовала известной смелости и умения рисковать, но давала неплохой заработок. Схема была проста и проверена поколениями других женщин, умело использовавших мужские тщеславие, падкость на лесть и постоянную готовность приволокнуться за красивой самкой. Она знакомилась с богатыми мужчинами, известными публичными фигурами, под предлогом написать о них, восхищалась их… чем угодно — умением жить и делать деньги, автомобилем, загородным домом-замком, а потом история взаимоотношений катилась по отработанному сценарию. С ее внешностью, хваткой, охотничьим инстинктом и жесткостью она нашла свое место под солнцем. После одной неприятной истории ей пришлось удариться в бега. Она вернулась домой, как охотник из поэмы Киплинга. Или моряк. Вернулась вовремя, чтобы провести с матерью ее последние месяцы.
Похоронив ее, Иллария оглянулась по сторонам в поисках достойного занятия, которое смогло бы обеспечить ей привычный уровень жизни. Изучив местные возможности, по недолгом раздумии она решила заняться тем, что неплохо знала, — журналистикой, но уже в качестве хозяйки издания. Она без труда очаровала местную знаменитость — бизнесмена Речицкого, бретера и ловеласа, готового броситься в огонь и воду за каждой юбкой, что было в известной степени позой: этот человек никогда не терял головы. «Раскрутила» на партнерство. Вдвоем они родили «Елисейские поля» — первый иллюстрированный светский журнал, которого городу остро не хватало. Спустя полтора года Иллария выкупила свою долю — крутой мэн Речицкий ни в чем не мог ей отказать. Поговаривали, что они не сегодня завтра поженятся, как только он разведется со своей опостылевшей половиной…
— Как Кира? — спросила вдруг Иллария.
Вениамин даже поперхнулся, услышав имя жены. Она проела ему плешь, требуя, чтобы он поговорил с Илларией — славы ей, видите ли, захотелось. Фотографий своих захотелось, успеха, известности. Кира считала, что, поскольку из-за брака с ним не состоялась ее карьера великой балерины, то муж задолжал ей по гроб жизни. И снимки в журнале Илларии — не самая дорогая плата за полученное удовольствие.
— Хорошо, спасибо, — отозвался он. Взглянул испытующе на Илларию, прикидывая, сказать ли о просьбе Киры. Потом решил, что не следует смешивать личное и бизнес. А кроме того, нечего баловать жену. Не заслужила!
Его семейную жизнь с Кирой нельзя было назвать удачной, они даже собирались разводиться пару раз, но потом мирились.
— Твоя жена красивая женщина, — заметила Иллария.
— Красивая, — согласился сдержанно Вениамин.
— Кстати, — вспомнила Успенская, — нужно бы заняться юбилеем…
— Каким юбилеем? — удивился Вениамин, не слыхавший ни о каком торжестве. — Чьим?
— Юбилеем журнала, Веня. Трехлетним. Мы на поверхности уже три года. Не потонули, выплыли. Думаю, ничего особенного устраивать не будем. Ну, скажем, прием в «Английском клубе»… если потянем. Цены на билеты обсудим потом. Думаю, самые дешевые — по две-три сотни. Долларов, — уточнила она на всякий случай.
— Сколько? — переспросил Вениамин, которому показалось, что он ослышался. — Сколько?
— Две-три сотни зеленых, — ответила хладнокровно Иллария. — Не меньше. Самые дешевые.
— А дорогие?
— А дорогие… дороже. Я же говорю: обсудим. И, кроме того, подготовим юбилейный номер с фотографиями тех, кто купит дорогие билеты. — Она, улыбаясь, смотрела на адвоката. — В фамильных драгоценностях, с детьми и собачками. А также с автографами наших журналистов в придачу.
Читать дальше