Татьяна Устинова - Всегда говори «Всегда» – 4

Юрка обнял ее свободной рукой под водой, помогая удерживаться на плаву.

– Сейчас и поедем, – слезы хлынули потоком из глаз, но не беда – кругом было столько воды, что какие-то слезы не имели значения. – Сейчас… папа нас вытащит, и поедем!

Юрка гикнул, свистнул и поплыл навстречу озабоченным мокрым охранникам, одной рукой поддерживая Марину, загребая другой. Ванька цепко держался за его шею.

И бурное течение было им нипочем.

Юрка боялся дышать, глядя, как она, не стесняясь ни его, ни охранников, отжимает платье и надевает его, придерживая распущенные мокрые волосы.

Вот он, счастливый сон – она с мокрыми волосами, в мокром платье, и ей некуда больше идти, потому что Ванька за них все решил.

Он поймал из космоса информацию, но неправильно расшифровал ее. Только теперь – никакое течение не собьет его с пути.

– Домой! – приказал Градов водителю, когда все уселись в машину. – Всем сушиться и чай пить!

Охранники в мокрых костюмах облегченно переглянулись – это означало, что рабочий день для них сегодня закончен.

Погодин знал – в этот раз Ольга его оттолкнуть не сможет.

Потому что созрела, потому что этот монстр – Барышев – не в состоянии дать ей и тысячной доли понимания и любви, в которых она нуждается. Этот монстр – Барышев – бездушная, тупая машина по зарабатыванию денег, и ничего больше, он же видел его холодные глаза, его высокомерие, лишь слегка, для приличия, прикрытое хорошими манерами и наносным добродушием.

Егор пришел без звонка и постучал в номер. Можно было и не стучать, он знал – дверь открыта, Ольга ждет его появления каждую минуту.

Оставался маленький, последний шажок до счастья…

– Я не могу без тебя! – прошептал он, едва она открыла дверь. – Я не могу без тебя! – Не дав ей опомниться, он схватил Ольгу на руки и занес в номер. – Я не могу без тебя…

Она не делала попыток вырваться, когда он стал зацеловывать бледное лицо. Но и не обняла его. Она просто капитулировала, сдалась под его напором – без страсти, без удовольствия.

Но и это была победа.

Маленький, хрупкий кусочек счастья…

Маленький, хрупкий кусочек счастья разбил телефонный звонок.

Ольга ринулась к мобильному, как к спасению, запахивая полурасстегнутую блузку и откидывая с лица растрепанные волосы.

– Да, Надя… – задохнувшись, сказала она. – Да, да, я прилечу сегодня, вы меня встретите?! Скоро увидимся!

Егор попытался до нее дотянуться, но она рванулась назад, к двери, и выбежала из номера с телефоном в руке, без обуви.

Он уткнулся лицом в горячие руки, которые еще хранили ее тепло, ее запах и нежность, которая так явно ему почудилась.

Ничего, он подождет.

Кто сказал, что счастье само идет в руки?..

Оно завоевывается долго и трудно, иначе это – не счастье.

Егор встал и вышел из номера.

Стройка ревела, кипела и пульсировала в обычном ритме.

Уже возвышался над стройплощадкой высокий фундамент и стены, и краны укладывали перекрытия второго этажа, на двух участках уже начали возводить стены третьего, но сроки все равно поджимали, а прораб, как все прорабы в мире, жаловался на поставщиков, рабочих, погоду и господа бога.

– Я же говорил, вчера еще надо было стяжку заливать! – снабжая реплику нецензурными уточнениями, крикнул прораб.

– А раствор когда привезли? – огрызнулся рабочий. – Ночью!

Сергей забрался по лесам на уровень недостроенного третьего этажа и шел за прорабом по шатким доскам, оценивая масштабы предстоящей работы – заказать еще кирпича, перекрытия, договориться о поставке кровельного бруса для крыши, завезти окна, изоляцию и отделку для готовых первых этажей…

Неожиданно доска под ногой треснула, Сергей почувствовал, что летит в пропасть – в еще незакрытый перекрытиями колодец только что подведенных коммуникаций.

Кричать от ужаса он не умел, поэтому попытался за что-нибудь зацепиться, но все опоры выскальзывали из рук, и он летел – летел, набирая скорость и понимая: это конец…

Сверху дико, матом закричал прораб. К его голосу подключились другие – такие же истошные.

До смерти оставались мгновения.

«Прости… Оля… Люблю тебя…» – успел подумать Барышев, прежде чем дикая боль пронзила все тело.

Пять часов полета Ольга твердила себе – я просто захотела побывать в его шкуре.

Испытать, что он чувствовал, изменяя мне с Оксаной.

И поняла – опустошенность, страх, отвращение… к себе!

Теперь я его простила. Совсем простила! Навсегда – окончательно. Потому что хуже нет – ненавидеть себя за похоть, за слабость… Ничто так не изматывает, не иссушает душу.