Татьяна Устинова - Всегда говори «Всегда» – 4

– Это… от Димы?!

Нож в сердце будто бы повернули, но больнее не стало – наоборот, стало легче…

– Да, да… Простите, что больно! И еще, вот…

Из того же кармана он вынул конверт, подписанный Димкиным почерком.

– «Наденьке», – не веря своим глазам, прочитала она, и крикливая птица в небе опять обозначила свое присутствие пронзительным, длинным воплем.

– Я… пойду? – попятился Теодор. – Если что-то нужно, я всегда ваш.

Декорации оставались плоскими, птица металась где-то над головой, а Надя держала в руках подарки из прошлого, признание с того света – Димкин призрак присутствовал где-то рядом, наверное, он и был той птицей, кружащей над головой.

– Димочка… – она подняла лицо к небу. – Димочка…

– Что-то случилось, Надя?! – тревожно крикнула Ангелина Васильевна.

Надя отрицательно покачала головой и отошла в ту часть двора, где буйный кустарник образовал почти непроходимые заросли. Когда зеленая стена заслонила ее от посторонних глаз, она открыла бархатную коробочку.

Потрясающей чистоты бриллиант поймал все лучи осеннего солнца и вернул их ей миллионом ослепляющих отблесков, которые словно говорили: «Люблю тебя! И после смерти – люблю!»

Кольцо пришлось впору на безымянный палец. Оно мягко обхватило его, словно родилось вместе с Надей и могло умереть только с ней.

Она развернула письмо и сквозь слезы, сквозь светлую боль стала тихо, вслух произносить Димкины слова:

– «Наденька, любимая, здравствуй! Как ты живешь, солнышко? Скучаешь без меня? Я тоже очень соскучился! Но вот видишь, как получилось… Не плачь, маленькая, это жизнь!»

Надя посмотрела на небо – птица перестала кружить, затихнув где-то в кроне высокого дерева.

– Это жизнь! – повторила она Димкины слова и зарыдала в голос, потому что он был прав – как всегда, – и ей придется с этой правдой еще раз смириться. – «А ты все-таки плачешь… – продолжал говорить он ее устами. – Прости, что не могу утешить тебя. Матушка, ты, наверное, вбила себе в голову, что теперь навсегда останешься одна, что ты никому не нужна. И что твоя жизнь кончена. Глупости! Наденька, ты самая лучшая, самая красивая. Тебя невозможно не любить. Жизнь, которую мы прожили с тобой, никуда не исчезнет. Она всегда будет с нами! Просто у тебя будет еще одна жизнь – обязательно долгая и счастливая. Пожалуйста, родная моя, будь счастлива. И ничего не бойся! Ты все правильно делаешь. Оглянись вокруг! Может быть, тот, кто сделает тебя счастливой, уже рядом…»

Птица шумно сорвалась с ветки и улетела.

Оглянись вокруг…

Нужно возвращаться в реальность… и менять плоские декорации.

Надя спрятала письмо на груди и вышла из зеленых зарослей. Слезы закончились, словно летний ливень – короткий и бурный, – после которого обязательно выходит солнце.

У подъезда стоял красный «Лотус».

Олег, с невообразимо огромным букетом экзотически-прекрасных, как облако, вырастающих из красных бутонов, белых цветов, шел ей навстречу.

– Ты знаешь, я решил, что от судьбы не уйдешь…

– Я знаю, – сказала Надя, забирая букет. – Как эти цветы называются?

– Это жасмин с мыса Доброй Надежды. В честь тебя!

Маленький теплоход нес их по Москве-реке в сторону Коломенского.

Стоял осенний солнечный день, в меру теплый, в меру ветреный, а главное – выходной.

Ольга сидела на палубе и делала карандашом наброски. Рядом Машка совершала точно такие же действия.

Натурщик – голый по пояс Барышев – постоянно вертелся, то и дело пытаясь подсмотреть результат.

– Ну? Как я там?! – нервничал он. – Бицепсы прорисуйте!

– Все! – заявила Машка, рассматривая рисунок. – У меня готово.

– И у меня, – сказала Ольга.

– Можно смотреть! – крикнул Костик, вырвал у них рисунки и отнес Барышеву.

– Да-а… – протянул восхищенно Сергей. – Это я! И это тоже я!

– Правда похож?! – засмеялась Ольга. – Давно я не рисовала.

– И я, – добавила Машка.

– Очень похож! – заверил их Сергей. – Вижу руку мастера! Вернее, две руки.

– А где же я?! – У Костика от обиды задрожали губы. – Я ведь тоже позировал!

Все в растерянности уставились на него.

– Действительно, – пробормотал Сергей и весело гаркнул: – Где Костик?! Где Маша?! И Петьки с Мишей я здесь не вижу!

– И мамы нет! – передумав плакать, командирским голосом закричал Костик.

– Безобразие! Халтурщики! – продолжал бушевать Барышев, но, заметив, что привлекает внимание всех, кто находился на палубе, перешел на заговорщицкий шепот: – Придется вам помочь. А ну-ка…