Татьяна Корсакова - Ведьмин клад

В этот самый момент Егор понял, куда клонит Макар, и узловатая рука, небрежно поглаживающая приклад винтовки, была лучшим тому доказательством.

– Думаешь, это я ее? – спросил он и бросил быстрый взгляд на насторожившегося Померанца.

– А у кого еще из нас троих штаны мокрые? – вопросом на вопрос ответил Макар и теперь, уже не таясь, положил винтовку к себе на колени, так, что черный зрачок дула аккурат нацелился Егору в живот.

– У меня мокрые! Ну и что с того? Я же ее из реки доставал. Ясное дело, намочил.

– Ну, это еще неизвестно, доставал ты ее из реки или топил…

– Слышь, мужик?! – Померанец от возмущения даже на ноги вскочил. – Ты что несешь?! На хрена ему эта твоя девица?

– Сядь, – сказал Макар тихо и очень убедительно положил указательный палец на курок. – Я никого не обвиняю, я просто хочу разобраться, что тут у нас происходит.

– Дурдом тут у нас происходит, – проворчал Померанец, но все же подчинился. А как тут не подчиниться, когда его собственный карабин лежит метрах в трех, если не дальше? По‑любому, дотянуться не успеешь.

– Зачем мне на нее нападать? – Нацеленное в живот дуло действовало на Егора как‑то странно: вместо паники вселяло просто спартанское спокойствие.

– Ну, – Макар пожал плечами, – я же тебя не знаю.

– А ее ты знаешь? – Померанец зло зыркнул на девчонку.

– И ее не знаю, – егерь кивнул, – но, видишь ли, какое дело, убить пытались не вас, а ее. Так что она автоматически выпадает из круга подозреваемых.

– А у нас уже и круг подозреваемых имеется? – осведомился Егор.

Ответить Макар не успел.

– Это не он, – сказала молчавшая все это время Настя и придвинулась к Егору вплотную, видать, хотела собственной грудью защитить от вражеской пули. – Это не он. Я точно знаю.

– Откуда?

– Знаю, и все! – В голосе ее было столько уверенности, что хватило бы на всех присутствующих.

– Защищаешь, – сказал Макар досадливо. – Ну, смотри, Наталья, тебе виднее. Только вот следующий раз у него все может получиться.

– У кого это – у него? – Егор сжал кулаки.

– У того, кто на нее напал. А ты что подумал? – Макар недобро усмехнулся.

– Ничего я не подумал.

– Ну, а если ничего, так и разговаривать не о чем. Спать давайте, завтра вставать ни свет ни заря.

В спальнике было тепло и уютно, но сон все равно не шел. Некрасиво получилось: Егор ее, можно сказать, от смерти спас, а Макар его заподозрил в таких жутких вещах, что даже и вспоминать не хочется. Настя перевернулась на другой бок, украдкой осмотрелась. Макар лежал невдалеке, метрах в двух. Свой спальник он уступил ей, а сам улегся поверх свежесрубленных веток. Ружье положил рядом и даже руку с приклада не убрал. Плохо, что из‑за нее в отряде начались разброд и шатание. Она этого не хотела, честное слово.

Егор с Антоном расположились по ту сторону костра. Карабин лежал между ними, и Настя готова была отдать руку на отсечение, что он, как и винтовка Макара, заряжен. А может, это и хорошо, что оружие наготове? Что‑то подсказывало Насте, что напавшего на нее человека надо искать не в лагере, а за его пределами. И если интуиция ее не подводит, то заряженное оружие – отнюдь не излишняя предосторожность. Главное, чтобы эти трое не начали палить друг в друга…

Сколько Настя ни думала, но выход из сложившейся ситуации ей виделся только один – она не должна засыпать. Если проявить бдительность, то грядущих неприятностей можно избежать. Надо только присматривать за мужчинами, чтобы не позволить им совершить какую‑нибудь непоправимую глупость. Это ведь только на первый взгляд в лагере царит сонная умиротворенность, но она‑то знает, что никто из компании не спит. Егор с Антоном еще пять минут назад о чем‑то шушукались. Да и Макар не выглядит расслабленным, хоть и лежит с закрытыми глазами. Ну что ж, и она полежит. Только не с закрытыми, а с открытыми глазами. Как раз будет время поразмыслить над случившимся и решить, как жить дальше. Не век же ей слоняться за этими охотниками! Придет время, и нужно будет выбирать свой собственный путь…

Не спать получалось довольно долго, почти до самого рассвета. А на рассвете, как Настя ни сопротивлялась, сон ее одолел. Ну, может, не полноценный сон, а зыбкая, на самой границе с бодрствованием дрема.

Наверное, именно эта тревожная настороженность и подсознательная готовность к неприятностям ее и спасли. А еще звук – уже знакомое лисье тявканье. Одно дело – выбираться из дебрей крепкого предрассветного сна, и совсем другое – стряхнуть с себя невесомую полуреальность‑полунаваждение. Поэтому, когда к Настиному лицу прижалось что‑то мокрое и едко пахнущее, она уже не спала. Повинуясь какому‑то неведомому наитию, задержала дыхание и, еще до конца не осознав, что происходит, начала действовать. В действиях ее не было здравого смысла, только животный инстинкт и желание выжить любой ценой. В застегнутом до самого горла спальнике свободы для маневров не было никакой. Да еще сверху навалился кто‑то тяжелый…