Татьяна Корсакова - Ведьмин клад

Получилось ужасно! Неужели она так плохо выглядит? Лицо худющее, под глазами темные круги, кожа в комариных укусах, и выражение лица, как у слабоумного ребенка: удивленное и испуганное одновременно.

– Красотища! – Егор удовлетворенно поцокал языком, – фактурно и неоднозначно.

Да, неоднозначно – это точно. Настолько неоднозначно, что хоть плачь.

– Сотри, – потребовала Настя.

– Что, и это стирать?! – возмутился он. – Ты ж тут вроде как в одежде.

– Все равно стирай! – она потянулась за фотоаппаратом.

– Э, куда?! – Егор отступил на шаг. – Попрошу без рук. Вот, смотри – стираю, – он нажал на какую‑то кнопку, и экран, на котором еще пару секунд назад красовалась перепуганная Настина физиономия, погас.

– Все? – спросила она шепотом.

– Все. Ты же сама видела. Ладно, не приставай ко мне, у меня еще дел полным‑полно.

Каких таких дел было полно у Егора Ялаева, Настя уточнять не стала, просто многозначительно хмыкнула и отошла в сторонку. У нее и своих собственных дел полно. Вот надо мокрую рубашку развесить сушиться, пока еще солнце не зашло. Лучше бы, наверное, было просушить одежду у костра, но пока она купалась, костер загасили. Ничего, ветер сейчас сильный, на таком ветру все быстро высохнет.

Девчонка‑найденыш была какой‑то странной, точно с Луны свалилась. Цифровой фотоаппарат – для нее диво дивное, и мужиков стесняется, как выпускница института благородных девиц. Ощущение такое, точно прогресс шагнул далеко вперед, а эта дуреха так и осталась стоять на обочине. Любопытно, что она делала в коммуне, за какие такие провинности оказалась в этом медвежьем углу? На малолетнюю преступницу она не тянет, может, бывшая наркоманка?

А что?! Переломалась, избавилась от пагубного пристрастия и решила, что хватит горбатиться на чужого дядю, да и дала стрекача. Только мозгов не хватило по уму все сделать, вот и проболталась в тайге почти неделю.

Егор представил себя на ее месте и поежился от первобытного, почти животного страха. А продержался бы он сам, вот так, как эта дурочка, пять дней в лесу без еды, компаса и оружия? Внутренний голос подсказывал, что если бы и продержался, то медвежью болезнь заработал бы стопудово. Ночью в этой чаще даже с огнем, даже в обществе бывалого Макара страшно не на шутку. Шорохи там всякие, подвывания…

Кстати, что‑то Макара давно нет, надо бы пойти, посмотреть. Егор встал, направился вверх по склону оврага. Словно в ответ на его мысли в лесу раздался выстрел и крик. Макар? Точно Макар! Может, зверя какого подстрелил? Только не понятно, чего он так орет.

Крик повторился. Теперь в нем отчетливо слышалась боль.

– Ялаев, что это?! – Померанец, помятый спросонья, растерянно вертел головой.

Девчонка тихо ойкнула, испуганно прижала к животу свою торбу, с которой не расставалась даже на речке.

– Сейчас посмотрю, – Егор включил фотоаппарат – старая профессиональная привычка.

– Не надо! – заорала она.

– Тихо! – рявкнул Егор и шепотом добавил: – И без тебя страшно.

Рассмотреть он толком ничего не успел: затрещал валежник, кусты заходили ходуном…

…От медвежьих когтей Егора спасло чудо: в тот самый момент, когда зверь ринулся из кустов, Егорова нога зацепилась за корягу, и он кубарем скатился вниз. Падение остановило дерево: хилая березка с искореженным стволом изогнулась от удара, но выдержала. Егор взвыл.

Какое‑то время от боли в спине он ничего не соображал. Кажется, даже ослеп и оглох. А потом в уши ворвался вопль Померанца, заглушаемый свирепым медвежьим рыком. В нос шибанул запах свалявшейся шерсти, крови и еще чего‑то смрадного, не поддающегося идентификации. Последним вернулось зрение. Лучше бы не возвращалось…

Над Егором нависла бурая косматая морда. Медведь собирался напасть. В черных глазах плескалась боль и лютая ненависть. С огромных желтых клыков падала кровавая пена. Встретившись с медведем взглядом, Егор понял – все, это конец…

Он зажмурился: смотреть в глаза собственной смерти не хватало духу. Пальцы нашарили фотоаппарат, нажали на спуск. Он не может посмотреть в глаза собственной смерти, зато он может ее сфотографировать. Классный должен получиться снимок…

Затвор аппарата оглушительно щелкнул, и сразу же вслед за ним послышался еще один щелчок. Или не щелчок, а выстрел? Еще через мгновение на Егора навалилась огромная туша. Он едва не задохнулся под ее тяжестью. А береза не выдержала, с жалобным треском сломалась.