Элизабет Адлер: Сейчас или никогда

— Я здесь, мама, — едва слышно прошептал он, протягивая руки. — Как и обещал, я вернулся к тебе.

Женщина в аквариуме медленно, как бы нехотя, повернулась к нему, но ничего не ответила. Да и как она могла ответить, если уже много лет была мертва, а ее рот и глаза были крепко-накрепко зашиты медицинскими нитками.

Конечно, он знал, что рано или поздно, так или иначе, но она перестанет изрыгать гадости в его адрес. Собственно говоря, именно поэтому он когда-то решил стать врачом. Он рано понял, что врачи могут безнаказанно делать все то, за что остальных просто-напросто сажают в тюрьму. Они имеют прямой доступ к ядам и наркотикам, устанавливают причину смерти, подписывают соответствующие заключения и при этом совершенно не опасаются неприятных последствий. А когда он начал изучать в университете патологоанатомию, то сразу понял, что это его призвание. Казалось, что сама судьба сделала ему этот подарок. Став патологоанатомом, он имел дело исключительно с мертвыми телами.

Он убил мать приятным летним вечером на берегу живописного озера в штате Вашингтон, куда они приехали, чтобы отдохнуть от городской суеты. Последнее время она чувствовала себя не очень хорошо, и он предложил ей посидеть на берегу озера и подышать свежим воздухом. А за неделю до этого он напоил ее апельсиновым соком, куда предварительно впрыснул небольшую дозу мышьяка. Она была недостаточной для немедленной смерти, но ее хватило, чтобы мать почувствовала недомогание и поделилась этой новостью с соседями.

Какое-то время они сидели на берегу и он слушал ее обычные упреки в том, что он неудачник. Негодный ребенок, неблагодарная свинья, несносный кретин и так далее, и тому подобное. Правда, он слушал ее ругань терпеливо, так как знал, что слышит это в последний раз.

— Что ты за врач такой, черт бы тебя побрал?! — продолжала измываться над ним мать. — Как ты можешь лечить людей, если не можешь вылечить собственную мать? Ты с детства был таким растяпой, что ничего хорошего от тебя ожидать не приходится. А теперь ты стал еще хуже. Ты даже на мужчину не похож, тряпка какая-то.

Он долго терпел ее унизительную ругань, а потом медленно повернулся и со всей силой ударил ее по шее. Она издала глухой стон, вытаращила на него изумленные глаза, а потом рухнула без сознания. Он оттащил ее в кусты, сорвал с нее одежду и долго с удовольствием колотил кулаками по обнаженному телу, пригибаясь, как заправский боксер. А в конце он изнасиловал ее, причем делал это настолько остервенело, что практически растерзал на куски.

Через пару часов он упаковал безжизненное тело матери в черный пластиковый мешок, который приготовил заранее, погрузил в багажник огромного автомобиля «линкольн-континенталь» и отправился домой, по пути слушая по радио бессмертный концерт Баха для виолончели с оркестром.

Пару дней спустя он с горечью сообщил ее немногочисленным друзьям и соседям, что мама перенесла сердечный приступ и умерла во сне. При этом он добавил, что она хотела, чтобы ее кремировали и не устраивали пышных похорон. А все, кто хочет помянуть ее, могут отправить деньги в какую-нибудь благотворительную организацию.

Через пару недель он объявил, что получил хорошее место в другом штате, продал дом, попрощался со знакомыми и соседями и навсегда покинул родные места, упаковав в багажник не только свои вещи, но и забальзамированное тело матери. На вырученные от продажи дома деньги он купил неплохой особняк в приличном районе Чикаго, где в специальной комнате поставил огромный аквариум с телом матери, чтобы можно было видеть ее в трудную минуту. А таких минут у него было немало. Иногда он приходил к ней, усаживался перед аквариумом и начинал рассказывать о своих проблемах и трудностях. А она улыбалась ему зашитым ртом и никогда не перечила, когда он рассказывал ей о своих амурных похождениях.

Из Чикаго он переехал в Сан-Франциско, потом в Лос-Анджелес и так далее, выбирая крупные города, где его никто не знал и где можно было найти неплохую работу. В конце концов он оказался в Бостоне, где, вероятно, и закончится его земной путь.

Блэйк прижался лбом к холодному стеклу аквариума и сложил перед собой руки.

— Я закончил все свои дела, мама, — тихо шепнул он, улегся на пол, вынул из кармана острый нож с длинным узким лезвием и тщательно вытер его. Подняв руки, он долго смотрел на них, а потом сделал глубокие надрезы на запястьях. Затем он протянул руки к аквариуму. — Видишь, мама, я сделал это, сделал!