И все же Остин — последний, кто говорил с Йоном Хольденом и получил от него приказ действовать. В тот момент, когда они расстались, патрон был настроен на самые жесткие меры. Больше из двойника ничего вытянуть не удается, хотя Патрик угрозами пытается развязать ему язык.
— Пока Хольден жив, ни один из нас не может чувствовать себя в безопасности, — роняет Даниэль, когда пленника уводят.
Осторожно, чтобы не разбередить рану, я пожимаю плечами.
— Что же нам теперь, совершить групповое самоубийство?
— Пора браться за дело! — вмешивается Патрик. — Облаву начнем с хольденовского дома. Хорошо бы к нашему приезду доставить туда Любоша.
Мы снова усаживаемся в продуваемую сквозняками «тойоту», и Луис берет на себя радио- и телефонную связь. Сведения поступают ежеминутно, однако о Хольдене ни слуху ни духу. Машина с пробитым радиатором ползет как улитка, настроение у нас под стать — хуже некуда.
Даниэль привлекает меня к себе, но способен ли утешить тот, кто сам безутешен!
— А где Элла? — вырывается у меня тревожный вопрос.
— Про то знает лишь Квазимодо. Но думаю, Хольдену до нее не добраться.
— Меня теперь ничем не удивишь.
Все это время мне не дает покоя некое предположение, настолько нелепое, что я не сразу решаюсь высказать его вслух.
— Этот Магнус… почему-то кажется мне знакомым…
— Будто ты его уже видела прежде, — невесело усмехаясь, подхватывает Даниэль. — Поинтересуйся у Мартина.
— Подумать только!..
Но подумать я не успеваю, поскольку мы подкатываем к главному входу в хольденовский особняк, который не грех назвать и дворцом. Полиция нас опередила, однако Патрика это ничуть не смущает. Сколько ни заверяет его старший группы, что полицейские, мол, ничего достойного внимания не обнаружили, Патрик отыскивает взглядом Любоша Хольдена, и они вместе входят в дом.
Я предпочитаю побыть на свежем воздухе и наедине со своими беспокойными мыслями. Прокручиваю информацию о Финтане Хехире и раздумываю, что, пожалуй, стоило бы пошуровать в этой школе телохранителей, наверняка там сыщется человек, который мог бы сообщить кое-что интересное. Эта идея тотчас порождает другую, но я упорно гоню обе прочь, понимая, как, далеко они меня заведут. Дерзкий замысел упорно не дает мне покоя, и в результате я прошу у него отсрочки, пока не посоветуюсь с Квазимодо.
В попытке уйти от назойливых мыслей я слоняюсь вокруг дома. Тем же самым занимаются полицейские и какие-то — видимо, важные — персоны в штатском, и лишь некоторые из них, не желая открыто расписываться в собственном бессилии, энергично носятся взад-вперед, перебрасываются репликами, отдают распоряжения.
У входа внушительные силы полиции отражают атаки целой армии репортеров, сгоняют нескольких фотографов, вскарабкавшихся на стену. Не в силах совладать со своим зловредным характером, я походя бросаю полицейским вопрос:
— Чем объяснить, что еще вчера вы шарахались от этого места, как от чумного барака?
Так и не дождавшись ответа, снова поворачиваю к дому с твердым намерением отыскать Даниэля и, если он сам не додумался, вразумить его, что наше пребывание здесь напрасно, Йон Хольден подготовился к этому визиту и не оставил ничего стоящего.
Хмурый в свою очередь сообщает мне любопытную подробность:
— Полицейские перерыли вверх дном спальню и ванную комнату Хольдена и в мусоросборнике обнаружили сбритые волосы и использованное бритвенное лезвие. Так что Хольден решил начать новую жизнь и первым делом обрился наголо.
— Новую жизнь? Вряд ли она будет чем-то отличаться от прежней.
Любош осматривает кабинет брата. Но в письменном столе нет тайников, а в сейфе пусто, хоть шаром покати. И вообще, полицейские успели здесь все обшарить до нашего прихода.
Устало опустившись на диван, Любош протягивает руку к нарядному термосу на ближайшем столике. В термосе оказывается горячий кофе, Любош на правах хозяина наливает себе чашку и смакует по глотку. Судя по вольготной позе, господину Хольдену-младшему не к спеху, и у меня на язык просятся очередные колкости, но тут, озабоченно наморщив лоб, Любош заговаривает сам:
— Я вот о чем думаю… Служил у нас лакей — из тех анекдотических фигур, без которых не обходится ни одна кинокомедия. Надменный, с чопорными манерами, иной раз, бывало, самому Йону замечание делал, если тот неправильно произносил какое-нибудь слово. У этого парня была пренеприятная привычка — брить голову наголо. По-моему, это отвратительно. Наградила тебя природа шевелюрой — радуйся…
Читать дальше