Вэвиан Фэйбл - Золотая рыбка-2

— Патти — это моя жена. Вот уже десять лет как умерла.

— Спасибо за все, — улыбаюсь я, покончив со своим делом. — Если кто станет выспрашивать, вам совсем не обязательно обо мне помнить.

— Я и не помню… Вздремну, пожалуй…

— Спокойной ночи.

Я выглядываю в коридор и вижу Квазимодо. Он стоит в дверях процедурной, по-наполеоновски скрестив руки на груди, в голубых глазах торжество победителя.

— Загляни к Любошу Хольдену. Гориллу я успокоил.

Проследив за небрежным движением его руки, бросаю взгляд в процедурную. Там царит полный порядок, нарушаемый единственной лишней деталью — парой ног, торчащих из-под стола. Одобрительно подмигнув Квазимодо, спешу в 310-ю палату.

Здесь также горит синяя лампочка над койкой. В ее призрачном свете некогда красивое, а сейчас исхудалое, обтянутое кожей лицо Любоша Хольдена кажется неузнаваемым. При моем появлении он открывает глаза, но веки тотчас устало опускаются. Я трогаю его за плечо, окликаю — не реагирует. В руку воткнута тонкая игла. Призвав на помощь все свои медицинские познания, я прихожу к выводу, что ему внутривенно вводят питательный раствор и какие-то сильнодействующие препараты.

Все мои попытки пробиться к его сознанию кончаются неудачей, и я возвращаюсь в процедурную, где за время моего отсутствия количество торчащих из-под стола ног удвоилось.

— К нам в гости наведался дежурный со второго этажа, — отвечает на мой вопросительный взгляд Квазимодо. — Ну, что там?

— Живой труп. Либо мы уносим его отсюда, либо он уносит все свои тайны в могилу.

— Значит, уносим! — небрежно кивает Квазимодо.

Пересчитав ноги поверженных противников, я ничуть не сомневаюсь в его решимости, однако остается открытым вопрос: как? Дежурный с первого этажа и ночной швейцар пока еще дееспособны, а с бесчувственным телом ведь не перелетишь через ограду. Надо что-то придумать…

Я беру на себя санитара с первого этажа и швейцара, а Квазимодо, отыскав кресло-каталку, усаживает Хольдена. Задача оказывается легче, чем я предполагала: дежурный спит как сурок, и я оглушаю его лишь ради перестраховки. Разница только в том, что он перестает храпеть. Выбежав в коридор, вижу, как на табло лифта скачут цифры. Проскользнув через пустой холл, на миг останавливаюсь у клетушки швейцара перевести дух, чтобы учащенным дыханием раньше времени не выдать своего присутствия. Внутри — ни шороха, ни звука. Готовая к любой неожиданности, осторожно заглядываю в швейцарскую. Напротив двери стоит телевизор, на столике рядом — видеоприставка со светящимся циферблатом. На экране безмолвно мелькают кадры какого-то фильма, а в кресле, приоткрыв рот, безмятежно посапывает ночной цербер. Камера, фиксирующая вход, отключена, монитор темный, а на распределительном щите у стены целый ряд кнопок с надписями, объясняющими их назначение.

Сейчас на экране телевизора кого-то убивают, что отнюдь не придает мне боевого настроения. Спящему сторожу на вид не меньше шестидесяти, маленький, сухонький человечек — рука не поднимется стукнуть такого. Пусть себе спит… Я нажимаю кнопки с надписями «тревога» и «ворота», после чего над первой гаснет красный огонек, а над второй, наоборот, вспыхивает. Последний взгляд на спящего старика, и я испаряюсь. Пробегая мимо лифта, вижу, как на табло зажигается квадратик с обозначением цокольного этажа. Перескакивая через две ступеньки, несусь в гараж и распахиваю дверцу больничного фургона, чтобы Квазимодо мог усадить туда Любоша Хольдена. Пока он возится с беспомощным телом, я успеваю открыть ворота гаража, после чего вскакиваю внутрь фургона. Квазимодо включает зажигание, и мы на скорости вылетаем в ночной сад, залитый ярким лунным светом.

Ура, прорвались! Все во мне ликует, однако стоит обернуться назад и взглянуть на Любоша, и радости как не бывало. Неужели этот риск и все наши усилия напрасны, а в результате вывезем бездыханный труп?

Я касаюсь руки Хольдена — кожа холодная, влажная, пульс едва прощупывается. Меж тем мы минуем ворота и несемся по шоссе. После недолгой гонки Квазимодо сворачивает в сторону и, попетляв среди деревьев, тормозит неподалеку от своей машины. Мы сообща переносим бесчувственное тело Любоша и укладываем на заднем сиденье, после чего Квазимодо возвращается к фургону и с завидным самообладанием принимается вытирать дверные ручки, переключатель скоростей и руль. Готова поклясться, что то же самое он проделал и в клинике со всеми дверями и дверными ручками.